— Каждое утро я отпираю кухню и развожу огонь в плитах и каминах. Чтобы был жар и ничего не дымило, требуется очень много времени. Если на кухне дым, никто там работать не станет. Я всегда начинаю с залы, где жарят, там правильный огонь развести труднее всего. Сегодня утром я, как обычно, вошел туда и сразу увидел кровь и два тела.
Бормоча что-то себе под нос, он провел рукой перед лицом, словно отгонял навязчивое видение.
— Значит, в кухне было светло?
Смутившись, подмастерье забегал глазами от одного бесстрастного лица сыщика к другому, словно ища поддержки или вдохновения.
— Вам понятен мой вопрос? — спросил Николя. — В котором часу вы открыли кухню?
— Кажется, часов в шесть.
— Согласен. Значит, было темно.
— Да, раз вы так говорите.
— Комиссар ничего не говорит, — раздался раздраженный голос Бурдо. — Это вы должны говорить, и мы будем вам весьма признательны, если вы, наконец, оживите ваши воспоминания.
— Инспектор прав, — ласково промолвил Николя. — Каким образом в шесть часов утра в это время года вы могли увидеть тело?
— Может, у вас была с собой свеча? — поинтересовался Бурдо.
— Я больше не знаю… ничего не знаю. Вы меня совсем запутали. Эта кровь… Отпустите меня!
— Успокойтесь! Мы вернемся к месту преступления, когда вы возьмете себя в руки. А теперь расскажите мне о жертве.
Глаза молодого человека заблестели сквозь слезы.
— Она была такая красивая! Она всегда находила для всех доброе слово. Какое чудовище!
— О ком вы говорите?
— Да о дворецком, об этом Миссери. Это он убил ее, он всегда к ней придирался. Хотя говорили…
— Говорили что?
— Ничего.
— Поймите, все ваши недомолвки и попытки скрыть истину приведут вас на соломенный тюфяк в тюремной камере Шатле, где, чтобы заставить вас говорить, к вам применят иные методы. Что вы можете сказать о Миссери?
Поколебавшись, молодой человек, наконец, выдавил из себя:
— Настырный как чесотка. Цеплялся ко всем и к каждому. Расставлял нам ловушки, чтобы мы туда попадались и он бы получил основание выбросить нас на улицу. Понятное дело, чтобы заменить своими людьми. Он угрожал даже господину Шарлю.
— Лакею?
— Да, господин комиссар. Шарлю Бибару. Миссери хотел донести господину, что тот перепродает свечные огарки и фитили, что остаются в доме.
— Быть может, Миссери был честным и не хотел мириться с нарушениями?
Прыщавое лицо свидетеля покраснело от возмущения.
— Это он-то честный? Да он был в сговоре со всеми поставщиками и наживался на них! Брал взятки и комиссию за каждую поставку, лишь бы округлить свою мошну, да еще и на черный день откладывал. Словно ему мало состояния жены! Мог хотя бы ее оплакать! Так нет, тут же утешился.
