Когда он познакомился с Таонгой, которая всегда пыталась куда-то его вытащить, ему пришлось серьезно потрудиться над ее взглядами, и она очень быстро сдалась. Прошло не более полугода, как она переняла железную систему своего возлюбленного.
Таонга уже зашла в кофейню, в которой она обычно встречалась со своим кумиром. Он любила здесь бывать, Молибден брал ей латте и она, присосавшись трубочкой к стакану, внимательно слушала его рассказы. Зачастую это были жалобы на французов, на систему, государство, на владельца автосервиса, это могли быть и рассуждения о будущем, рассказ о новом фильме, или поучения Таонге, такие же фундаментальные и обширные как Владимира Мономаха. Молибден редко говорил ей комплименты, но не скупился на замечания, больше всего она любила слушать про фильмы или про плохого хозяина. Таонга всегда кивала, улыбалась и во всем соглашалась. Она настолько была уверена в уме и силе своего парня, что любое его высказывание принимала как абсолютную истину, которую не смог бы поколебать даже священник из ее церкви.
Таонга развернула сверток и, рассказав вкратце историю, показала картину. Молибден вначале не проявил интереса, но когда увидел портрет, на его лице появилась нота какой-то мысли. Он заметил любопытство Таонги и, закрыв полотно газетой, проговорил:
– Я отдам ее Караваджо, он знает, что с этим делать.
Кей никогда не оглядывалась назад… Ее жизнь представляла собой бесконечный бег вперед, стремительный и быстрый. Она всегда жила настоящим и в этой преданности настоящему было что-то завораживающее.
Она быстро забывала вчерашний день и мало заботилась о призрачном завтра, она была всецело сейчас, всецело теперь. Все остальное, что выходило за рамки настоящего, не имело для нее действительной силы. Жизнь Кей была фантастической, в ней были крутые повороты, вершины и падения, но самое главное – в ней всегда присутствовала какая-то открытость случаю и чуду. Поэтому между сегодня и завтра зачастую могло не быть никакой причинно-следственной связи, и жизнь была подобна странному коллажу, составленному из вырезок разорванного бытия.
Благодаря одной такой чудесной ситуации она оказалась в Америке, в мире, побывать в котором она не только никогда не мечтала, но даже не думала. Так получилось, что ее научный руководитель внезапно заболела накануне поездки на конференцию в Калифорнийский университет. Анна Германовна, а так ее звали, была приглашена, как один из немногих специалистов в области философии ранней Стои. Она очень радовалась такой уникальной возможности, но ее смущал длительный перелет, который в ее возрасте, а ей было 68, мог стать для нее серьезной проблемой. У нее еще до этого случая были мысли отказаться от приглашения и предложить взамен свою аспирантку. По сути дела болезнь решила все сама, Анна Германовна написала в Калифорнию и предложила кандидатуру Кей, как человека, хорошо разбирающегося в тех аспектах стоицизма, которые собирались обсуждать. Университет не стал возражать.
