— Чертова работа! — пожаловался начальник следственного отделения ВОМ старший лейтенант Корсунов. — Пластаешься, пластаешься, а чуть что — ты снова в лодырях.
— Хорошенькое — чуть что! — сказал начальник Водного отдела и непосредственный начальник Корсунова старший лейтенант Кононенко. — Банда — это тебе, Ефим Алексеич, не чуть что, полтора миллиона рублей ущербу — это не чуть что. Я думаю, — он серым и острым, как нож, взглядом уколол Корсунова, Тренкова и своего начальника ОБХСС младшего лейтенанта Горячева, — я думаю, все, что сказал товарищ Александров товарищу капитану, относится в первую очередь ко мне и к вам.
Он имел в виду, что бандиты по какой-то случайности брали продовольственные склады, принадлежавшие предприятиям и организациям, работавшим на реке и в море. Следовательно, Водный отдел нес, формально говоря, главную ответственность за эти грабежи.
— Будет уж тебе, Петр Петрович, — сказал Заварзин. — Ответственность мы несем общую. Итак, заканчиваем. Еще раз напоминаю: все следственные и розыскные материалы стекаются в Водный отдел непосредственно к начальнику следственной части Корсунову, которого вы все хорошо знаете, и к начальнику уголовного розыска ВОМ, новому нашему сотруднику, младшему лейтенанту Тренкову. Старшим назначается Корсунов. Любое его указание имеет силу военного приказа для каждого начальника всех трех только что созданных оперативных групп. За все факты ведомственных рогаток и ведомственной спеси взыскивать буду беспощадно со своих, а ты, Петр Петрович, — обратился он к Кононенко, — со своих. С нас же с тобой, — Заварзин усмехнулся, — найдется кому взыскать. Вопросы есть?
— Есть, — сказал Корсунов.
— Есть, — сказал заместитель Заварзина старший лейтенант Авакумов.
— С тебя начнем, Ефим Алексеич. Говори.
Поднялся Корсунов, пятидесятилетний, сухонький мужчина с мелкими и резкими чертами лица и резким, неприятным голосом. Но это был добрейший человек… В астраханском розыске он работал с двадцать третьего года. Многие начальники, сидевшие здесь, были в свое время его подчиненными. Но подчиненные учились, бодро и широко шагали по служебной лестнице, а Корсунов, обремененный большой семьей, годами осваивал школьные азы и топтался на месте. Характера ему это не испортило, завистником он не стал. За характер его любили, а за огромный опыт и за то, что этот человек был ходячим милицейским архивом, — уважали. Потому-то Заварзин и дал ему первому слово.
