— Которые даст вам эта смерть, — раздумчиво констатирует Зак, и Белинда тут же гневно вспыхивает:
— Не смейте меня осуждать! Проклятое завещание! Он нас просто цепями к этому чёртовому дому приковал, как рабов! А потом его ещё и удар хватил, и теперь он погребён у себя в спальне под присмотром этой пьянчужки Софи, которая меняет ему подгузники! Так ему и надо! Боже! — она на миг закрывает глаза и шепчет надрывно: — Всё это так… несправедливо, всё, всё!
— Вы страдаете, потому что вынуждены дожидаться его смерти в компании не самых приятных родственников, которых вы раньше и знать не хотели? — подхватывает Лу.
Заку хочется толкнуть его локтем со словами: «Не дразни её», но он понимает, для чего Лу это делает — зачастую вместе с подавленными эмоциями на свет Божий вырывается истина.
— Я не страдаю! — выкрикивает Белинда яростно, и светлые её глаза мечут настоящие молнии. — С чего вы взяли?! Мне просто это всё осточертело! Осточертело, понимаете?! — она со всхлипами вбирает в себя воздух после каждой фразы.
«Ну ещё бы не понять», — устало думает Зак и мягко спрашивает, осторожно коснувшись острого локотка мисс Монтгомери:
— Вы не проводите нас к вашему дедушке?
Та оторопело смотрит на него, а потом в очередной раз скептически фыркает:
— Это ещё зачем? Он же почти труп!
— Но нам необходимо видеть полную картину происходящего в вашем доме, — ещё мягче, будто капризному ребёнку, объясняет Зак. — Ведь все происшествия начались именно с вашего дедушки — точнее, с его завещания.
— Мы вовсе не предполагаем, что при виде нас он воспрянет, подобно Лазарю, и даст показания, — вставляет Лу, выходя в коридор. Зак пропускает Белинду вперёд и наконец запирает дверь в мрачную спальню, где умер Джозеф Маклин. — А вы часто навещаете деда?
— Никогда! — ещё больше помрачнев, бросает Белинда. — То есть редко. Очень редко. Была всего пару раз. Я ненавижу туда ходить. И вообще… зачем мне это?
Больше она не произносит ни слова, плотно сжав бледные губы. Втроём они пересекают широкий коридор, отделанный дубовыми панелями, и подходят к массивной двери с двойными створками, ведущей в спальню старого Монтгомери.
* * *
Аллигатор, а не краб, не енот, не медведь-барибал, мог бы стать символом Луизианы. Хищник, царящий в холодной скользкой глубине, таящийся в толще ила, среди корней мангров.
Но в ямах, которые он вырыл у этих корней, в месяцы сухого сезона прячется вся окрестная живность. Кто-то из её числа, конечно, послужит аллигатору пищей… но остальные выживут и покинут ямы, едва наступит сезон дождей.
