— Меня есть кому защитить, — Верона стрельнула взглядом на Исмаила, грозно срезав отточенным движением кусочек масла. Желтый уголок упал в кашу и тут же начал плавиться. — Ты мне не мешаешь. Мешал бы — я бы нашла иной способ помочь. Ешь, тебе нужно восстановить силы. А потом расскажешь мне, что с тобой произошло.
Верона расположилась напротив Исмаила за маленьким столом, который едва вмещал на себе трапезу для двоих. Мужчина, казалось, слишком близко сидел, и ведьма откинулась на спинку стула, ворочая в каше ложкой. Ее кусочек масла погиб под тонной белой смерти за долю секунды, и только золотистые разводы напоминали о его существовании.
— Я… — запнулся Исмаил, уткнувшись взглядом в тарелку Вероны, но, так и не заговорив, начал есть. Его вновь сковало странное внутреннее напряжение: пальцы мелко дрожали, а рот искривлялся всякий раз перед тем, как принять еду. Будто бы в каждую секунду гость хотел снова зарыдать, провалиться в истерику, как вчера, но в то же время нечеловеческое самообладание заставляло его держаться. Это сопротивление прорезалось набухающими на лбу венами и скрипом зубов, перемалывающих и так мелко тертую еду. Исмаил давился, пока тарелка не опустела. А затем словно и ему полегчало, и в сознании воскресла потерянная мысль: — Я так и не узнал, как тебя зовут.
— Верона, — осторожно ответила ведьма, проглатывая кашу. — Вероника.
Исмаил кивнул:
— Спасибо… Верона. — Он скрестил руки на груди, снова дернулся рассматривать кухню. Верона видела, как напряженно поднялись широкие плечи, стоило взгляду остановиться на уже пятом по счету, судя по движению зрачков, птичьем черепе.
— Жутковато… — облизнувшись, выдал гость и странно икнул: то ли подавил нервный смешок, то ли ему стало дурно. Во всяком случае, травяное варево действовало, и эмоции Исмаила больше не выжигали воздух, не делали его тяжелее.
— Я просто коллекционер, — машинально выдала ведьма и дернула плечом. Врала, но откуда ж знать незнакомцу с детства заученные реакции на внутреннее напряжение?
Вероне и самой было любопытно. Хотелось спросить про жену, детей, про путь Исмаила, но каждое слово застревало в глотке: нет, никак нельзя сейчас лишать ценного спокойствия этого человека. Можно унять боль, избавить от нужды думать. Правда, Вероне тяжело давалось даже просто общаться, куда там извилистыми тропинками опутывать сломанное сознание.
— Я люблю крыс. Ты их видел?
— В смысле, у тебя? Твоих крыс?
Когда Исмаил удивлялся или не понимал, что ему говорят, он выглядел даже забавно. В высшей степени безобидно. Верона хихикнула.
