— Ты умеешь зажигать свечи издалека? — прошептала Верона столь заговорщически, будто их с Шахом вот-вот поймают за хулиганство. Она съехала с колен джинна, указывая пальцем на первую длинную восковую свечу с уже немного подтаявшим верхом. — Сначала вон ту.
Свечи утром — дурная затея, но только если шторы не скрадывают почти весь свет в своих крупных складках. Шахрур не ответил, но ему хватило одного беглого взгляда — и на фитиле поселился крохотный огонек. Потом еще один, еще, до тех пор, пока комната не оживилась трогательно дрожащими тенями на мрачных стенах. А после все помещение наполнилось мягким дурманом тлеющих в воске трав.
Верона оказалась у джинна на коленях сразу же, как он выполнил просьбу. Но теперь длинная сорочка была задрана до самых бедер, которыми ведьма обнимала чужие ноги. Ей хотелось дотронуться. Несмело поднялась рука, длинные ногти коснулись кожи, но не оцарапали, а нырнули в богатую шевелюру, зачесав пряди назад. Шахрур вздрогнул, словно удивленный. Его ноздри трепетали, как у разыгравшегося зверя, а ладони вновь искали приюта на талии ведьмы.
— Эта одежда, в которой ты спишь… Сексуально, — бархатно прошептал джинн, одним взглядом указав на грудь Вероны, очерченную невесомой тканью. Больше огня, больше жара вокруг — и вот уже горели сами черные глаза Шахрура, взволнованного, а оттого торопливого и немного неловкого. Верона ощутила, как его руки соскальзывают со спины до колен и снова бредут вверх по бедрам, норовя влезть под подол; лицо клонилось ближе к лицу. Пьяно качнувшись, джинн задел губами губы ведьмы — и в последний миг удержал себя, оторвался. Верона улыбнулась. И вот вторая рука оказалась у Шаха на затылке. Между пальцев лежали жесткие черные пряди, и ведьма думала о том, что экзотичнее мужчины она никогда в своей жизни не видела. Уж тем более не прикасалась.
Верона прижалась губами к Шахруру первая, когда ее руки уже удобно лежали на плечах. Она была осторожна и пуглива: то и дело вздрагивала и рвалась отстраниться при каждом резком движении. Но спешки не было: Шах быстро понимал, подстраивался и манил ведьму неторопливой и чувственной лаской. Словно все тот же огонь, что медленно занимается на самом краю бумажного листа, он завоевывал больше и больше дозволения, чтобы в конце концов потащить Верону за собой в пекло. Она таяла в поцелуе, глубоком и жадном; джинн прикусывал и вылизывал губы, язык и небо, чувственно вздыхал и тискал раскрывшееся для удовольствия тело. Когда пальцы с силой сминали бедра, ведьма едва удерживала полный желания вздох — и жалась к раскаленному телу, стоило Шаху случайно или нарочно дернуть бретели сорочки на плечах.
