Прикосновение её руки вернуло меня к реальности. Если можно так выразиться, конечно…
— Если, когда вы вновь вернётесь сюда, вы не найдёте себе мира лучше, то мы вас ждём. Дерево будет помнить о вас и расти и ради вас тоже. И туман сотню лет будет петь песню с вашими именами. В этом мире осталась ваша часть. Ты оставил этому миру очень важное — понятие, что он не единственный. Понятие, что люди сами создают свою будущность. И постепенно это знание распространится по всему миру, по всем мирам. По всем ютящимся здесь подсознаниям. Подобно тому, как лекарство, введённое в вену, разносится кровью по организму. За это спасибо тебе. И Андрису — той звезде, что привела тебя сюда, тому ключу, что открывает для тебя любые миры.
— Вы не представляете себе, насколько многое прячется за этим коротким словом — Андрис. Я поклялся, что не вернусь без него, потому что не представляю себе наш мир без Андриса. Как без света… Как без цвета. Без какого-то одного цвета, а может, всех разом. Мир в серых тонах без радужных всплесков его души…
В её руках блеснуло маленькое зеркальце — видимо, пряталось где-то в складках одежды. Мне стало любопытно.
— Позвольте мне глянуть на себя? Я ведь так и не видел, каким я стал. Нигде до сих пор я не отражался — ни в реках, ни в стёклах, ни в каких-то ещё блестящих поверхностях. Всё бы ничего, но другие-то как-то отражаются! А я… прямо как вампир какой-то.
— Должно быть, ты просто не нашёл то зеркало, в котором сможешь отразиться. Найдёшь ещё.
— Да мне это, в общем-то, не так уж важно. Просто я боюсь, что Андрис при встрече не узнает меня. Уж слишком экзотично я стал выглядеть даже исходя из того, что мне видно. Волосы, вон…
— Узнает. Обязательно узнает.
Она не дала зеркало мне, а сама подняла его, бережно и торжественно держа пальцами за рамку. Свет блеснул по тёмному металлу, вспыхнул на зеркальной глади…
Я тряс головой, пытаясь при этом не выпустить штурвал и не потерять управление. Перед глазами плясали разноцветные пятна, но постепенно зрение восстанавливалось. Багровая трещина и клубы испарений остались позади, светящийся след чертит в воздухе мой путь — замысловатый и извилистый, каким едва ли будет жизненный. Разве что у него, не у меня.
Что это было? Я не помню, как садился и не помню, как взлетал. Покидал ли я вообще кабину аэроплана? Может, это всё были галлюцинации? От испарений… Кто знает, что в них содержится… Хорошо хоть, не рухнул, не врезался ни во что…
