Однако были и, так сказать, стационарные головы — не втягивающиеся в тело. Потому что явно занятые чем-то… Или скорее кем-то. Шеи-змеи явно обвивали человеческую фигуру.
— Да, несладко ему там…
— Это чудовище — гидра, — сказал кто-то рядом, — гидра, которую победил великий герой Геракл.
Я выхватил меч.
— Видно, придётся победить её ещё раз…
Бой, мягко говоря, был неравным. Даже если мне каким-то образом удавалось срубить гидре голову, на её месте тут же вырастали новые. Что же там Геракл-то против этого придумал? Увы, в процессе отбивания от плотоядных пастей вспоминалось что-то туговато. Ну, своего пленника, во всяком случае, она ещё не съела, так что есть надежда…
… Впрочем, похоже, она его есть и не собирается. Он ей, видимо, так, в качестве игрушки.
Неожиданно гидра замерла, головы её бессильно опустились, увяли. Я изумлённо обернулся — ну не я же, в самом деле, это сделал?
— Быстрее, руби ей головы, герой! В этом оцепенении она пробудет недолго. Силы мои здесь уже далеко не так велики…
Обессиленные живые кольца раскрутились и уронили свою жертву на песок. Выглядел спасённый человек, если честно, отвратительно — и изорванная одежда, и спутанные, взлохмаченные волосы были покрыты хорошим слоем смрадной слизи. Словно человека не то что пожевали и выплюнули, а может даже, пропустили через пищеварение. Мне казалось, даже мать родная в таком виде его бы не узнала, но…
— Ясон!
— Папа!
Кто-то сзади удивлённо ахнул. Один из величайших греческих героев, командир аргонавтов с великим трудом пытался подняться на ноги. Я отметил, что он тоже почти телесен, как и мы.
— У обычного человека, конечно, шансов не было бы никаких, но вы-то легендарный герой, если и уступаете Гераклу в силе и величии, так Геракл на то и Геракл, что переплюнуть его никому не дано. Неужели вы не могли одолеть гидру?
В просвете слипшихся косм сверкнули синие, как давно позабытое здесь небо, глаза.
— Гидру-то одолеть, конечно, можно. А вот приговор Аида — нет.
— Очередное наказание, значит? Аид приговорил вас к съедению гидрой? Что ж, всё-таки вы долго сопротивлялись…
— Лучше, — в голосе наконец выпрямившегося человека послышалась усмешка, — Аид отдал меня ей в мужья.
— Чего-чего?! — я очень надеялся, что ослышался.
— Да-да, именно. Таково моё наказание за страдания обманутых мною женщин. Аид так и сказал: «Попробуй-ка от этой уйти». А Минос и Радамант прибавили: «А может, стерпится-слюбится, если те жёны тебе были нехороши, может, эта устроит». И тогда я понял — раз у справедливейших судей не нашёл я сочувствия, значит, грех мой именно так велик. И я не нашёл в себе силы сопротивляться, я принял этот приговор…
