профессиональная некомпетентность соседствовала с невоздержанностью языка. Другого высокого начальника его замполит даже вынужден был увести с инструктажа, начатого «по привычке в три-бога-душу-мать»
[143], на котором присутствовали афганские союзники («командиры дружественных банд»), из опасения, как бы те, чего доброго, не обиделись и не перекинулись к душманам.
«Одной из причин живучести неуставных взаимоотношений является грубость, оскорбления и даже рукоприкладство со стороны некоторой части офицерского состава, что сводит на нет всякие воспитательные усилия», — это строки из доклада на совещании после поездки в Афганистан в апреле 1984 г. маршала Советского Союза С.Л. Соколова. Привычная в армейской среде вербальная агрессия по цепочке провоцировала проявление жестокости к местным жителям и пленным, которых нередко расстреливали без суда. Позволим обратить внимание читателя на мнение А. И. Лебедя, приведенное в начале книги, которое созрело у него, судя по всему, именно в период командования батальоном в Афганистане.
В то же время истинный профессионализм и там совершенно не нуждался в сквернословии, что доказывает, например, запись переговоров группы 334-го ооспн[144] во время операции против укрепленного района «Карера» 29 марта 1986 года: «Первый, я Второй. По мне работает ДШК, попробую подойти поближе…» Пауза. Потом: «Первый, я Второй, работаем гранатами…» Пауза. Опять: «Первый, я Второй, идем дальше». И вот такая спокойная работа в море огня»[145], — с восхищением комментировал красивую работу спецназовцев очевидец. Добавим: и результативную.
Грубость начальников в российской армии конца XX в. явственно ограничивала инициативу подчиненных, боявшихся нарваться на оскорбление и унижение. «Выговора, выволочки от начальства, разноса военный человек часто боится больше, чем врага, — свидетельствует военный корреспондент Н. Стародымов. — Когда штурмовали Грозный или погнали целый полк по горной дороге на Шатой — многие офицеры понимали, что это ничем не оправданная авантюра. Но решительно возражать не решились. Под пули врага идти не так боялись, как начальственного рыка»[146].
«Окопный генерал» Г.Н. Трошев в своих воспоминаниях приводил нелестную характеристику одного из своих начальников в Первую чеченскую войну (1994–1996), у которого «грубость с подчиненными временами переходила «критические отметки»»[147]. Гневаясь, генерал «стучал по столу кулаком так, что подлетали телефонные аппараты, а крепкий мат не глушили даже дубовые двери кабинета. И ожидавшие в приемной офицеры начинали бледнеть еще до встречи с генералом. Такой стиль общения, даже при всей «крутизне» нынешних нравов, некоторые просто не могли перенести»
