— Да, Генри, посмеемся…
Он наклонил голову и поцеловал мою руку.
— Иди же, — прошептал он и низким голосом добавил: — Ты была лучшим, что со мной случалось в жизни, Ирэн. — Он поднял голову и взглянул мне в глаза. — Разве ты не хочешь сказать мне что-нибудь… напоследок?
Я посмотрела ему прямо в глаза и вложила в ответ всю свою душу:
— Я любила тебя, Генри.
Он снова поцеловал мою руку. Его голос был очень слаб, когда он заговорил снова:
— Я буду счастлив. Но порой я жалею о том, что вообще повстречал ту женщину… Но ничего уже не поделаешь… Жизнь бывает тяжелой штукой, Ирэн.
— Да, Генри, — ответила я.
Он обнял и поцеловал меня. Его губы прильнули к моим, а мои руки обвились вокруг его шеи. Это происходило в последний раз, но этого никто у нас не мог отнять.
Он вышел со мной на улицу. Я остановила такси и села в машину. Я смотрела, как он стоял на пороге дома, и ветер трепал его волосы. Он казался словно высеченным из камня, неподвижным монолитом. Я видела его в последний раз.
Я закрыла глаза, а когда вновь открыла, то такси уже остановилось у станции. Я заплатила водителю, взяла свою сумку и пошла к перрону.
Джеральд Гузей ждал меня там. На нем был великолепный походный костюм, на лице сияла ослепительная улыбка, а в руках он держал букет цветов, который торжественно вручил мне. Мы зашли в вагон.
В десять пятнадцать раздался сухой металлический треск, механизм пришел в действие, вагон вздрогнул и двинулся вперед. Колонны на станции проносились мимо окон все быстрее и быстрее, пока не остались совсем позади. Вскоре мы проехали и последние фонари, тускло горевшие на улицах, и дома с окнами, в которых все еще горел свет. Мы выехали из города… И колеса поезда отбивали быстрый и равномерный ритм.
Мы были единственными пассажирами в этой части вагона. Мистер Грей посмотрел на меня и улыбнулся. Затем снова улыбнулся, будто ожидая ответной улыбки. Но я сидела неподвижно.
— Мы наконец предоставлены самим себе, — прошептал он и попытался обнять меня. Я отодвинулась.
— Подождите, мистер Грей, — сказала я холодно, — у нас будет еще достаточно времени для этого.
— Что с вами такое, миссис Стеффорд… простите, мисс Уилмер? — пробормотал он. — Вы так побледнели!
— Ничего страшного, — ответила я, — просто немного устала.
Два часа мы сидели молча, не двигаясь. Единственным звуком, нарушавшим тишину, был звук стучащих колес, доносившийся отовсюду.
После двух часов хода поезд наконец остановился на первой станции. Я взяла свою сумку и встала.
