– Спасибо тебе.
– Я сделаю все, чтобы помочь, – говорит он, хотя мы оба знаем, как это будет мало.
– Шарп, можешь передать кое-что на словах моей команде? Не представляю, как они на это среагируют, но скажи, чтобы не высовывались. Островам только не хватало, чтобы на следующий день после нашего союза мы объявили войну королю.
Тюремщик возвращается, поэтому Шарп только кивает.
– Будь осторожна, – добавляет он и последний раз пожимает мне пальцы.
– Присмотри за ним, – кидаю я ему вслед.
И вот его уже нет, а я снова одна.
Кровь моя кипит от бешенства. Неужели это правда? Неужели король нанял кого-то убить Торина только затем, чтобы сохранить власть? Достаточно было одного кивка Брэйдона, сообщающего, что меня нет в комнате, и король отправил туда убийцу, чтобы не осталось никого, кто заставит его отречься. Или он намеревался расправиться с нами обоими? Превратить наше брачное ложе в смертный одр?
Больше я весь день никого не вижу. Ни еды, ни воды мне не приносят, а к следующему утру становится понятно, что и не принесут. Очевидно, такова королевская тактика. Уморить меня голодом, ослабить. Но он забыл о том, что я, как и подавляющее большинство населения, многие месяцы голодала. Пока он распоряжался львиной долей провианта и набивал пузо, мы довольствовались самым малым. Я могу поголодать еще несколько дней. Не впервой. А что касается одиночества, что ж, можно сказать, что я его предпочитаю.
Однако я четырежды вижу сквозь трещины в стене восход и закат Луны, прежде чем мое уединение нарушается. Появляется тюремщик в сопровождении трех стражников. То, с какой жадностью они меня оглядывают, моментально раскрывает их намерения, а я, хоть и устала, но по-прежнему зла.
Я не покидаю угол, в котором проторчала два последних дня, свернувшись калачиком и пытаясь согреться, и наблюдаю, как они заходят ко мне в камеру и запирают за собой дверь. Я молчу, когда они поднимают меня на ноги и окружают, будто я для них какая-то игрушка.
Руки у меня все еще в кандалах, и это придает им храбрости. Предполагая, что я скована в движениях, они подбираются ближе.
– Поубавилось гонору-то? – заговаривает первым тюремщик. – Да и людей твоих нет, чтобы придавать тебе важности и оберегать от опасностей.
– А мы и есть опасность, – поддакивает другой.
Самый молодой из них прихватывает мой подбородок, поворачивает к себе лицом и разглядывает:
– Она совсем еще девчонка.
Говорит он как будто удивленно и с облегчением.
