— Я не бедардист, отец, — сказал он почти мягко, — но я был бы удивлен, если бы вы не чувствовали себя так после того, что случилось с вашими отцом и дядей. Очевидно, я не знаю вас так хорошо, как архиепископ, но, полагаю, что знаю вас лучше, чем многие, после нашего тесного сотрудничества последние пару лет. Вы обеспокоены тем, что ваш неизбежный гнев на Клинтана и храмовую четверку может заставить вас игнорировать нарушения Запретов из-за желания нанести им ответный удар, не так ли?
Глаза Уилсина расширились от уважения. На самом деле это не было неожиданностью; в конце концов, Эдвирд Хаусмин был одним из самых умных людей, которых он знал. И все же готовность железного мастера так прямо обратить внимание на проблемы посетителя и нотка сострадания в тоне Хаусмина были больше, чем он ожидал.
— Это часть проблемы, — признал он. — На самом деле, это очень большая часть. Однако, боюсь, это не совсем все. Правда в том, что я борюсь с собственными сомнениями.
— Мы все такие, отец. — Хаусмин криво улыбнулся. — Я надеюсь, что это не прозвучит самонадеянно со стороны неспециалиста, но мне кажется, что кто-то, особенно в вашем положении, счел бы это почти неизбежным.
— Я знаю, — кивнул Уилсин. — И вы правы. Однако, — он вдохнул быстрее, — в данный момент меня больше всего интересуют эти ваши «аккумуляторы». Возможно, я видел планы и одобрил их, но все же есть часть меня, которая действительно хочет их увидеть. — Он внезапно улыбнулся, и мальчишеское выражение лица заставило его выглядеть еще моложе своих лет. — Как вы заметили, трудно балансировать между моими обязанностями как интенданта и как директора патентного ведомства, но директор во мне очарован возможностями ваших аккумуляторов.
— Я чувствую то же самое, — признался Хаусмин с ответным проблеском юмора. — И, если вы посмотрите туда, — он указал в окно, — вы увидите аккумулятор номер три рядом с этой доменной печью.
Глаза Уилсина проследили за указательным пальцем и сузились, когда бурлящее свечение печи осветило массивное кирпичное сооружение. Как он только что сказал, он видел планы аккумуляторов Хаусмина, но простые чертежи, какими бы точными они ни были, не могли подготовить его к реальности.
Огромная башня поднималась на пятьдесят футов вверх. Вокруг нее сгрудились три доменные печи, а на дальней стороне тянулось в ночь длинное широкое строение — своего рода мастерская. Она была высотой в два этажа, ее стены были пронизаны огромными окнами, чтобы использовать преимущества естественного освещения в течение дня. Теперь эти окна светились внутренним светом, льющимся от фонарей и перемежающимся частыми, гораздо более яркими вспышками света от печей и кузниц внутри нее.
