Разбитый витраж ждать не мог: если бы стража занялась случившимся раньше, чем Согх все уладил, у меня могли быть проблемы.
Радоваться тому, что очень вовремя сумела обзавестись таким незаменимым союзником, у меня просто не было сил.
— Эльса, — тихо произнесла она. — Трэверти.
— И у тебя правда с головой проблемы?
Она промолчала, но я видела, как дрогнули и сжались ее губы.
— Прости. Я хотела спросить, у тебя правда какое-то расстройство?
— Наверное. Я не знаю. — Эльса быстро, опасливо посмотрела на меня. Просто подняла глаза на мгновение и снова опустила. — Меня всегда называли странной. А три года назад выдали справку.
— Ага-ага. А ты тальвийский знаешь?
Она медленно, с некоторым даже удивлением покачала головой.
— Нет.
— Жаль.
Я тоже не знала тальвийского. Согх же из всего письма, что досталось нам от Эльсы, смог понять лишь одно: лунную руду собирались продавать Тальвийскому государству за ужасающие деньги.
Бегло пробежав глазами письмо, градоправитель тогда невесело усмехнулся:
— Не видать мне контракта на руду.
— Почему?
Он помахал в воздухе листком.
— Тальвийцы готовы платить в три раза больше самой щедрой суммы, что я способен предложить.
Пока штатный врач обрабатывал руку Эльсы в лазарете, мы стояли в пустом коридоре у приоткрытой двери. Согх возмущался по поводу нечестности управляющего Хэмена, комкая в руках письмо, пока я пыталась представить, сколько денег готовы заплатить некоторые люди за лунную руду.
Точную сумму градоправитель называть не стал, а мне было очень интересно.
То, что подобное сотрудничество незаконно, было понятно даже мне. Наше государство не торговало с Тальвой. И отношения у нас были довольно напряженными.
Но зачем тальвийцам вообще понадобилась лунная руда? Ответа на этот вопрос я не знала.
— Эм… Эльса? Может, расскажешь о себе? Нам здесь еще какое-то время придется сидеть. Лучше отвлечься от всяких мыслей.
Она несколько секунд хмурилась, все так же не решаясь поднять глаза, потом кивнула.
— Хорошо.
И снова у меня появилось ощущение, что передо мной сидит не девушка, замешанная в крупном преступлении, а беспомощный ребенок.
Историю о том, как в девять лет она стала сиротой и попала в детский дом, а в шестнадцать по распределению была отправлена работать прачкой, Эльса рассказывала с жутковатым равнодушием. Голос ее дрогнул, лишь когда она упомянула о дяде, что нашел ее три года назад. Он-то и стал опекуном Эльсы. Забрал к себе, оформил ей справку о душевном недомогании и начал использовать в своей противозаконной деятельности.
