— Нестеренко, у нас с тобой есть два варианта: ты сейчас же мне честно во всем сознаешься, и суд, принимая во внимание твое содействие, вынесет справедливый советский приговор, или же…
— Или же?
— Или же есть путь второй... Думаю, тебе, человеку военному, объяснять, что за он, мне не нужно. Скажу только, что путь этот потребует от меня применения всех методов оперативной работы…
— Прямо всех?
— Да, Нестеренко, всех!
— Что ж, в таком случае я предпочитаю его.
— Хорохоришься, значит?
— Хочу, чтобы невиновность моя была доказана всеми возможными способами, гражданин начальник!
— Ну что ж…
«Ясно», — недовольно ворчит Харон и, выбросив окурок, отталкивается веслом от берега.
Покамест нам не по пути.
Так и не сумев наскоро усадить меня в кимбий, следователь Перепелица вынужденно открывает многомесячный марафон допросов, в котором одни наши встречи оказываются стремительными, как влюбленность, а другие совершенно бесконечными, как боль.
— Ладно, Нестеренко, сегодня мы с тобой вот с чего начнем — расскажи мне, за сколько сгорает человек?
— Что?
— Я спрашиваю тебя, за сколько сгорает человек?
— За жизнь! — вырывая волосок из носа, отвечаю я.
— Нестеренко!
— Человек сгорает за полтора часа, товарищ следователь.
— Я же уже говорил тебе, что я тебе не товарищ!
— Простите великодушно…
— Продолжай!
— Если причиной смерти становится расстрел, — спокойно и подробно объясняю я, — в ведерке с прахом остаются пули — одна, иногда две…
— Разве пули не плавятся при такой высокой температуре?
— Это зависит от сердечника…
— Понимаю… Показывай дальше!
— А что дальше?
— Нестеренко, показывай с того места, на котором вы со следователем остановились в Москве, рассказывай относительно ночи, когда в крематорий приехал Голов и потребовал от тебя выдать ему прах Зиновьева и Каменева…
— Понял, показываю дальше: обыкновенно пули из праха никто не извлекал…
— Почему?
— Потому что на все пули не хватило бы ведер…
— Так, давай без литературы!
— Давайте…
— Значит, Голов потребовал от тебя прах Зиновьева и Каменева, верно?
— Верно. В ту ночь Голов действительно потребовал, чтобы я вынес ему прахи больших товарищей Советского Союза Зиновьева и Каменева, из которых он собственноручно на моих глазах извлек пули…
— Зачем?
— А мне почем знать? Может, на зубы хотел переплавить?!
— Нестеренко, давай мы сразу с тобой договоримся, что обойдемся без шуток! Я сказал без шуток, понял?!
— Да…
— Таких, как ты, у меня здесь целый корабль! Я не позволю тебе тратить мое время, усек?!
