И потому, вытерев выступившие на глазах слезинки, Таня отправляется в новые свои путешествия.
И так изо дня в день, целых три месяца, которые вначале кажутся необычайно длинными, а под конец — такими короткими, куцыми, что даже берет тоска.
А все же лето, несмотря на его скоротечность, никогда не теряло своей прелести для Тани. Ведь, кроме всего прочего, оно давало ей возможность пожить рядом с отцом и матерью, сестрой, братом и дедом. Отца надо было уважать и слушаться, маму можно было иногда и не послушаться и крепко любить, с сестрой и братом — ссориться и мириться, а к деду — бегать в гости.
Деда по матери звали Никифором. Был он черный, как цыган, разменял восьмой десяток, имел старую палку с отполированной от долгого употребления ручкой и реденькую бородку. Он, казалось, весь век только и делал, что путешествовал. Отец очень не любил его, называл босяком и бродягою и, что хуже всего, говорил, что у него, деда, нет бога в сердце. Мама покорно вздыхала, тихонько от отца вытирала фартуком слезы, а дети с нетерпением ожидали возвращения старика из очередного похода. Возвращаясь из своего путешествия, дед приносил им гостинцы, от него всегда пахло в те дни чем-то необычным, особенным — далекими дорогами, солнечными просторами, чужими краями.
Вернувшись из путешествия в Хороливку, дед всегда останавливался у соседа и тайком посылал за матерью. Мать приходила от деда с красными глазами, часто сморкалась в фартук и что-то приговаривала про себя, а после обеда, когда отец ложился «на минуточку заморить сон», подзывала детей, давала им горшочек с борщом, мисочку с кашею и пухлые, испеченные на сковороде пышки и тихонько наказывала:
— Отнесите, детки, своему дедушке. Да когда будете идти обратно, смотрите, чтобы отец не увидел.
Дед сидел в соседской хате на скамье — умытый, причесанный, в свежей отцовой рубашке, торжественный, как бог. Принимал от детей обед и наделял их гостинцами.
— Это, детки, земляные орехи, они за океаном растут.
А под конец всем давал по копейке. Копейки были новые, будто дед только что отчеканил их…
Дети, замерев, ждали, пока дед пообедает. Потом подсаживались к нему и раскрыв рты слушали его рассказы.
— Вот, детки, был я на Капказе, — начинал свой рассказ дед. — Там го-оры — на чем только они держатся! Такие высокие, что даже тучи протыкают… А мерик, он, сучий сын, под землей сидит!..
Позже Татьяна поняла, что «мериками» дед называл американцев. А тогда, слушая деда, думала, что разговор идет о чертях, которые живут на «Капказе»: нарыли они там себе нор да и сидят в них, подстерегая честных людей.
