Плотогоны | страница 14



Антонина словно охмелела от этих танцев, от слов парня, его глуховатого и низкого голоса, от чудесного, никогда прежде не знакомого, молодого предчувствия счастья. И потому она и не думала торопиться домой, где ее ждала мать, не стала даже искать подругу — пошла вместе с парнем по гулким, дышащим прохладой улицам ночного города. Он накинул ей на плечи свой пиджак, потом осторожно обнял за плечи, и так они кружили по притихшему, таинственному и сейчас какому-то незнакомому городу, где Антонина прожила все свои двадцать лет. Парень читал стихи, он знал очень много стихов, и Антонина не переставала этому удивляться, как очарованная слушала певучие слова, что, казалось, возникали из частых, взволнованных ударов сердца, из тихой мелодии, разлитой в несмелом, таинственном шелесте молодой листвы.

Парень довел ее до дома, на самый конец города. У забора под окнами была лавочка, они сели — и парень поцеловал ее. Такого остро-жгучего, такого нестерпимо-сладкого и смертельно-страшного ощущения Антонине никогда еще не приходилось испытывать, и когда они попрощались, когда Антонина заботливо застегнула воротник его тенниски, чтоб ему было теплей, и палец ее наткнулся на кусок проволоки, которым вместо пуговицы застегивался воротник, до сердца ее дотронулась щемящая нежность, и Антонине внезапно страшно захотелось всегда заботиться о нем, следить, все ли пуговицы у него на рубашке, делать так, чтобы всегда он был здоровым, веселым, опрятным, чтоб никогда не стало ему плохо в жизни.

Алексей учился тогда на третьем курсе, хоть и был старше ее на три года — после школы работал, служил в армии. Учился он на историческом факультете, сразу же после их первой встречи уехал на все лето на практику, писал оттуда письма, ласковые, наполовину шутливые, в конце каждого Антонина с волнением и сладостью читала магическое слово «целую»…

Они поженились, когда Антонина, окончив университет, стала работать на приборостроительном заводе. Жить у родителей отказались категорически, на этом настаивал Алексей. Сняли небольшую комнату, купили шкаф и односпальную кровать, чайник, несколько стаканов и ложек. Через год родился Владик. Алексей к этому времени тоже окончил университет и получил назначение в Институт истории Академии наук.

Родители Алексея, жившие в Полоцке, собрали денег на первый взнос в кооператив, и молодая семья перебралась в новую двухкомнатную квартиру. Квартира эта казалась им тогда дворцом, в котором просто затерялись их шкаф и односпальная кровать, теперь же они жалеют, что не решились попросить у родителей на трехкомнатную. Им давно уже стало тесно: двое детей, мебель, телевизор, Алексей располнел на добрых харчах, так что негде повернуться. Но ему обещают на работе улучшить жилищные условия, нужно только защитить диссертацию, тогда его переведут на должность старшего научного сотрудника и разговаривать с начальством насчет новой квартиры будет проще. Так всегда объяснял Алексей, и Антонина ждала, когда он напишет свою диссертацию, не тревожилась по вечерам, когда его не было дома, — сидел в библиотеке, в архивах или же в институте, где было спокойнее и удобнее работать. Раньше он охотно говорил о диссертации, радовался, если находил какой-то интересный материал, подробно рассказывал, как удалось его отыскать, и Антонина тоже радовалась, так как ей приятно было видеть его бодрость, молодую запальчивость, его нетерпеливость и жадность к работе. Но больше всего радовало то, что и она имеет отношение к его делам, ко всей его жизни, что умеет предупредить его желания и мелкие странности, например, то, что он любит, когда в еду кладут как можно больше перца, и уважительно относится к главному — его работе. Было приятно, что он делится с нею своими сомнениями, планами, что она для него не просто жена, которая готовит еду, присматривает за детьми, тянет домашнее хозяйство, пусть и не такое уж большое, что она также и человек, с которым можно посоветоваться по самым различным вопросам, даже связанным с работой…