Праздники, концерты, театральные представления, катания с деревянных гор… Третьего сентября король с императрицей и великокняжеской семьей любовался из павильона, поставленного у входа в Летний сад, трехактным фейерверком над Невой. В первом действии брызги разноцветных огней соединились в вензели G и Е, лавровые венки, пальмовые ветви и звезды; во втором зрителям был представлен извергающийся вулкан на фоне дворца; наконец, завершилось всё запуском тысяч шутих, из-за которых стало светло как днем. Сколько тысяч было сожжено таким образом? Шведам явно хотят показать, насколько Россия богата, куца им с нею тягаться…
Наутро после фейерверка король отправился в Павловск и наблюдал из ложи вместе с Марией Федоровной и великими княжнами, как цесаревич лично командует сводным полком из пехоты, гусар, казаков и артиллерии. Потом были прогулки по парку, посещение зверинца, вечером — итальянская опера; на другой день — бал по случаю дня рождения Елизаветы Алексеевны, который давал великий князь Александр; затем всё семейство отправилось в Гатчину.
Мария Фёдоровна томилась; ожидание казалось ей нестерпимо долгим. Разве можно так мучить двух влюбленных детей! Они еще так молоды и неопытны, им нужно помочь сделать первый шаг. Она возьмет это на себя и проделает всё очень тонко, свекровь останется довольна.
Они шли втроем по темной неширокой аллее, обсаженной мохнатыми лиственницами, в глубине которой светлела беседка. Фрейлины благоразумно отстали. Густав хранил молчание, подлаживаясь под мелкие шаги дам; Alexandrine семенила слева от матери.
— Вы печальны, ваше величество, — заговорила Мария Федоровна участливым тоном. — И мою бедную малютку это беспокоит. Прошу вас говорить со мной, как с другом. В чем причина вашей грусти? Надеюсь, вы здоровы?
— Совершенно. Вам нечего опасаться. Когда Alexandrine будет у меня в Стокгольме, всем моим печалям настанет конец.
Мария Федоровна затрепетала от радости. Нужно поймать его на слове!
— Но ведь вы еще так долго не увидитесь! — сказала она с отчаянием в голосе. — Я знаю, вы любите друг друга и будете тосковать — ах, как я это понимаю! Когда любишь, даже день разлуки кажется годом, а вы… на сколько месяцев вы расстаетесь?
Густав принялся за подсчеты с самым серьезным видом и, когда закончил, в глазах его стояли слезы.
— На восемь месяцев, — выдавил он из себя.
— Восемь! — ахнула его будущая теща. — Ах, это очень долго.
— Да, это очень долго, — эхом отозвался король.
