А на том берегу, было все в первый раз.
В первый раз я любил, и от счастья был глуп.
В первый раз пригубил – дикий мед твоих губ.
А на том берегу, там, на том берегу
Было то, что забыть, никогда не смогу…
В этот раз аплодисменты были бурными, прибавилось и криков «Браво!» Федор поклонился и вернулся за стол.
– Изрядно, изрядно! – сказал ему Куликов. – Не знай я хорошо свою супругу, непременно взревновал бы. С такой страстью пели!
– Будет тебе, Отелло! – шлепнула его по руке веером Полина. – Не смущай Федора Ивановича, он для нас старался. От вас песен не дождешься.
– Нас несколько иному обучали, – не смутился Куликов.
– Для меня не спели! – укорила Федора жена Рогова.
– Хотел, но не решился, Алевтина Григорьевна, – развел руками Кошкин. – Вы дама строгая. Взяли бы и запустили в меня бокалом.
Офицеры и их жены захохотали.
– Она может, – выдавил сквозь смех Рогов.
– Не возводи напраслины! – обиделась супруга. – Не слушайте его, Федор Иванович! Мой муж – легкомысленный человек, не знаю, за что его начальником сделали. Придумает тоже. Я даже в прислугу посудой не кидаю. Ну, почти. Федор Иванович, ловлю вас на слове. При случае споете.
– Непременно! – пообещал Федор.
– Господа! – включился Куликов. – С разрешения наших дам предлагаю посетить курительную комнату. Возражения есть? Нет. Удаляемся.
После ухода мужчин, Алевтина подсела к Полине.
– Теперь поняла? – спросила вполголоса.
– Что? – удивилась подруга.
– Почему Кошкина лжецом назвала? Надо же, придумал сказочку! – хмыкнула Рогова. – Манерам по книжкам обучался, в приюте – языкам и игре на фортепиано. Это где ж такое есть?
– Гм! – кивнула подруга. – Соглашусь.
– Как приборы брал, видела?
– Не обратила внимания.
– А вот я заметила. Руку только протянул – и нож в руке. К вилке – тоже.
– Да не может быть! – ахнула подруга. – Осененный? Но тогда почему мастеровой?
– Не Осененный, а с даром, – поправила Алевтина. – Осененными государь назначает. Что до родовых, то всякое бывает. Насмотрелась. Я сама из них, но способностей не имею. Таковые роду не нужны, их бы лишь куда пристроить. Меня сунули в Смольный[7]. Хорошо, что на балу познакомилась с Михаилом, а не то могли выдать за старика, – она вздохнула. – У родовых свары в семье – обычное дело, неугодного могут извести на раз. Полагаю, что Федор бастард. Был признан и любим отцом, оттого великолепное образование и манеры. А затем отец умер, мальчику грозила смерть. Уморили бы родственники. Кто-то из друзей отца догадался спрятать юношу среди мастеровых. Кто додумается там искать? Заменили имя и фамилию, наказали не высовываться. Он и рад стараться, только кровь не скроешь. Потому способность к языкам и к железкам этим. Миша говорил, что беседует с Кошкиным на равных. А ведь он Михайловское с отличием закончил.
