Пребывание в родном городе становилось изо дня в день всё менее приятным. В эти годы не раз поднимался вопрос о возмещении убытков германским подданным. После ратификации Брестского мирного договора в шведское консульство в Москве, выступавшее в Советской России с посреднической миссией, поступали заявления от крупных предпринимателей, потерявших за время войны миллионные состояния, от колонистов, купцов и ремесленников, чье хозяйство было полностью разорено. Однако большинство из них уже не видело для себя перспектив в этой стране. Немцы устремились на Запад, в Германию. В 1921 году семья Гуго Карловича тоже стала готовиться к отъезду.
Детство героя. Оно всегда представлялось мне каким-то особенным. Помню сочинения школьных лет. В них пионеры и комсомольцы-герои отличались необыкновенными чертами характера, которые у них проявлялись чуть ли не до школы. За такой идеологизированной картиной «становления целостной личности», как правило, терялся сам человек. Приступая к этой книге, больше всего боялся, что Александр в воспоминаниях тоже превратится в такой символический образ, вернее, образок, иконку, от которой будет исходить неестественно благостное сияние. К счастью, в памяти своего младшего брата Алекс остался всё-таки человеком, пусть не совсем обычным, но живым. «Да он был просто чокнутый! — смеялся как-то Эрих во время наших очередных полуночных посиделок в его уютной мюнхенской квартире. — Шурик выделялся из толпы, а тот, кто выделяется — это уже не серая посредственность. Все выдающиеся личности были в той или иной мере «чокнутые», — рассуждение вполне в духе Достоевского: «чудак не всегда частность и обособление, а напротив, бывает так, что он то, пожалуй, и носит в себе иной раз сердцевину целого, а остальные люди его эпохи — все, каким-нибудь наплывным ветром, на время почему-то от него оторвались».
Отъезд из Оренбурга в 1921 году стал для Шморелей вынужденной необходимостью. Некоторые из них ещё раньше отправились в сторону Сибири. Большая часть знакомых тоже покинула город. Гофманы и Оберлендеры обосновались на новой, вернее, так называемой «исторической» родине. Перспектива работы врачом на должности с труднопроизносимым в духе тех лет названием — «завпит-пунктом» — не прельщала Гуго Карловича, и насиженное место пришлось оставить. Сомнений о том, куда ехать, у доктора Шмореля не было. Мюнхен, хорошо знакомый по годам учёбы в университете и частым посещениям последних лет, казался надёжным пристанищем и укрытием от революционных потрясений Советской России. Поездка за границу — само по себе занятие не из простых — на этот раз превратилась в грандиозное мероприятие с массой осложняющих моментов. Главное — уезжали насовсем. Что брать, как, какие оформлять документы и где? Голова шла кругом от тысячи учтённых и неучтённых мелочей, без которых отъезд мог просто не состояться. Семейство в составе Гуго Карловича с женой и сыном, Эмилии Оберлендер и няни должно было двинуться в путь через Восточную Пруссию. Ситуация на фронтах не оставляла других вариантов и вынуждала беженцев совершать чуть ли не кругосветное путешествие. Елизавета Гофман была в положении, и для неё все эти сборы и волнения были тем более некстати.
