Шарик над нами | страница 63



Люди потеряли интерес к жизни, все меньше рожали детей (чтобы не обрекать их на жалкую роль марионеток), все чаще пытались покончить с собой, хотя небушники сплошь и рядом совершали спасительный ИЗМ. Население планеты уже сократилось почти втрое - до пяти миллиардов человек.

Редко кто брал на себя смелость начать новое дело, рискнуть, сойдя с наезженной колеи. Небушники так или иначе вмешаются. Кому-нибудь там наверняка не понравится. Или - наоборот - понравится, что ненамного лучше, ибо высокий покровитель непременно все переиграет по-своему.

Если что-то и сдвигается с места, то лишь по хотению небушников. А потому Провинция предпочитает не рыпаться, не тратить зря силы и время, а залечь в спячку, пережидая трудные времена, длись они хоть годы, хоть века. Будет постепенно деградировать технически и духовно, скатываясь в патриархальное прошлое, к натуральному хозяйству. Скоро зажгут лучину и будут пахать сохой

Лика ехала в Кочанск на поезде, если так можно назвать это дряхлое сооружение из стали и пластика, словно в шутку поставленное на колеса. Дизель испускал струю вонючего коричневого дыма, работая на какой-то адской смеси. Активистов "Гринпис" на него не было. Да и откуда им взяться, ведь эта неугомонная организация пала жертвой небушного "террора". В вагонах, метко прозванных народом "жестянками", не топили, дуло из всех щелей, и пассажиры кутались кто во что.

Лика всю дорогу неотрывно смотрела в окно. Она никогда не ездила по этой ветке, да и вообще давненько не выбиралась из города. Сельские пейзажи рождали в ней противоречивые чувства: с одной стороны, это была печальная картина умирания, кладбищенская жизнь некогда цветущей цивилизации, но, с другой... Дичающая земля освободилась от ядовитых отходов, постепенно возвращаясь в первозданное состояние.

За окнами виднелись заброшенные поля, заросшие исполинскими сорняками. Переплетения сухих стволов с коричневыми скукоженными листьями превращали очистившуюся от снега землю в один бесконечный пустырь. Ржавые рельсы и треснувшие бетонные шпалы второй, давным-давно неиспользуемой железнодорожной колеи местами погребены под наслоениями пустых жестяных банок из-под пива, смятых пластмассовых бутылей и разноцветных целлофановых пакетов.

Поезд подъехал к деревне. Кто-то в телогрейке копался в огороде, дым вился из трубы, старухи толпились у прикатившей из города автолавки, магазин ведь давным-давно закрыт... На этой станции больше не останавливаются поезда. Ветхие, покосившиеся домишки вызывают тоску и горечь даже у самых толстокожих, будят ностальгические чувства по прошлому - дурному, суетливому, но зато полному непонятных надежд. Но вот жилье скрылось из глаз, и вдоль полотна потянулся мрачный, голый лес.