Встаю и теряю равновесие, потому что ноги у меня затекли. Мои неловкие движения вспугивают кого-то возле колеса тачки, где после вчерашнего дождя образовалась лужа. Жаба. Она с грузным изяществом прыгает в полоску света. Никогда не думал, что жабы любят солнечный свет. Она снова садится, поджав лапки, и ее тело раздувается. В детстве мы говорили, что в голове у жабы драгоценный камень. Помню, Джимми Китто поймал одну и раскроил ей лоб, чтобы увидеть, где этот драгоценный камень, но ничего не нашел. Только кровь и какое-то беловатое вещество — наверное, мозг.
Драгоценный камень… Жаба смотрит на меня, и я смотрю на нее. На драгоценные камни похожи ее глаза. Полуприкрытые и древние. Такие глаза не верят ничему — лишь тому, что видят прямо перед собой, да и то не всегда. Жаба так близко, что я вижу змеиные чешуйки у нее между глаз, а также бледные и зеленовато-коричневые пятна под подбородком. Рот у нее — тонкая линия.
Боже мой, это всего лишь жаба! Во Франции я их не встречал, хотя в снарядных воронках часто было полно лягушек. Слизней здесь хватит, чтобы накормить двадцать жаб. Она ждет, пока я уйду, чтобы ускакать обратно в тень. Я протягиваю к ней руку. У меня в голове возникает картина, как моя рука поднимает кусок гранита и запускает в жабу. Я вижу, как из раздавленного тела торчат передние лапки.
Эти картины меня пугают. Они слишком яркие и отчетливые, гораздо ярче, чем день вокруг меня. Они вспыхивают в моем мозгу, словно разрывы снарядов, и оставляют свои отметины. Я прикладываю ладонь к земле и крепко прижимаю. Жаба расправляет тело и лениво прыгает обратно в лужу. В тени тачки ее почти не заметно.
Хорошо, когда в огороде водятся жабы. Они очищают его от вредителей, к тому же они неплохая компания. Куры склевывают личинок и насекомых суетливо, мимоходом, а жабы серьезно трудятся целыми днями.
Я очень устал. Не надо было допускать в себя мысли о Фредерике. При свете дня они кажутся довольно безопасными, но у каждой мысли есть дальнейшая жизнь. Я расправляю тело, как жаба, разминаю спину. Отсюда мне видна тропинка на Сенару, хотя самого меня не видно. Если посмотреть на участок Мэри Паско со стороны, то он выглядит возделанным и засаженным, как много лет назад. Больше всего меня пугает вид детей. Передо мной возникают страшные картины. Я вижу, как ребенок падает со скалы и одежонка на нем треплется. Вижу, как ребенок лежит на земле, весь в крови, с переломанными костями.
