— Одеяла можно купить без проблем? Такие же одеяла?
— Да, это не дефицит, — подтвердил комендант.
— Тогда лучше поступим так: вы купите новые одеяла, только и всего. Без бумажной волокиты. И вам, и мне будет удобнее, — и я достал из потайного кармашка четыре сиреневые купюры.
— Это годится, — сказал комендант. — Я должен вам два рубля сорок две копейки сдачи.
— Пустое. Какие счеты между советскими людьми.
Он спорить не стал. Пробормотал только «свечку поставлю».
Мы почистились, елико возможно. От огня были далеко, а сажа и в волосах, и на одежде, и везде.
И пахли мы… Как во сне.
Всё. Домой.
Лиса гнала быстро. Утро же. И в половине шестого мы были дома. В Сосновке.
Девочки пошли к себе. Мыться, переодеваться. А я в душ. Снова, снова и снова. Постричься, что ли, под Котовского?
Но после пятой помывки стало поприличнее. Я пах полынью, парижский дезодорант, горький и стойкий, обещал суточную свежесть. И оделся элегантно и с шиком, прямо хоть сейчас к английской королеве. Но не зовет пока английская королева Чижика из Сосновки. А как бы звучало: сэр Чижик!
Я поднялся в кабинет, поработал с бухгалтерией. Приход, расход… Есть идея.
И тут пришли девочки. Тоже мытые-перемытые, розовенькие, как поросята на новогодней открытке.
У них тоже появилась идея. Во многом совпадающая со мной. Во многом, но не во всем.
Пообсуждали. Поспорили немножко.
Зазвонил телефон. Это Андрей Николаевич по нашу душу едет. Понятно, ЧП случилось. Крупное ЧП. Хочет поспрашивать непосредственных свидетелей.
И мы стали ждать. За чаем.
— Я тогда хотела спросить, до пожара… — начала Надежда. — Ты в самом деле видел Маришку?
— Конечно.
— И ты с ней выступал?
— Нельзя сказать, что выступал. Репетировал, это было, — я снял с полки семейный альбом, раскрыл, нашел фотокарточку. — Вот, смотрите, это мы с Вереш на репетиции.
На фотографии я франт франтом, но явно подросток, сколько мне было? Шестнадцать. А Маришке двадцать три. Одета а ля Кармен, была такая задумка. Сначала она поет, а я за роялем, а потом встаю, и начинаем петь дуэтом.
— А ты почему никому не рассказывал тогда? В школе то есть?
— Зачем? Если бы номер удался, все бы увидели. А раз сорвалось, то и сорвалось, о чём рассказывать? Ну, и переживал немного. Даже много переживал.
— Ну и как она?
— Контральто. Приятное. Эстрадное, не оперное.
— Нет, вообще…
— Ну откуда я знаю? Мы только на репетиции виделись. В октябре.
— Ты ж говорил, Новогодний Огонек.
— Так его в октябре и начинают снимать, «Огонек». Но Лапин все изменил.
