— Так, похоже, мы друг друга не поняли!
Я был способен только всхлипывать и икать. А когда он внезапно развернулся и вышел, был уже близок к тому, чтобы сигануть из окна, прямо с 8-го этажа.
Казаков вернулся, но не с веревкой или скотчем, чего я ждал на полном серьезе, а с кружкой воды, которую всунул в пальцы и заставил выпить. Я захлебывался и давился, а он сел рядом и стал гладить по голове, по спине.
— Шш, Антон… Антошенька, успокойся… Что ты испугался… Ну прости, что так по-скотски на тебя накинулся!
Я вдруг обнаружил, что рыдаю, уже уткнувшись ему в грудь, а тренер обнимает меня, успокаивающе перебирая волосы.
— Не плачь, успокойся… Господи, какой ты нежный! Прости, не бойся… я ничего тебе плохого не сделаю… Антон, если б ты только знал! Да я с ума сошел, едва тебя увидел! Ты сам не знаешь, какой ты… Маленький принц…
Между слов, он в буквальном смысле сцеловывал мои слезы, продолжая гладить везде, куда дотянулся. Мы уже лежали, и я вообще переставал понимать, что происходит, только вздрогнул, когда его пальцы оказались у меня в паху.
— Шш, успокойся, маленький… я больше не буду грубым!
Он снова поцеловал меня в губы, — надо признать, что таким, наверное, и должен быть настоящий поцелуй, если конечно забыть, что это меня целует мужчина. В это время его пальцы мягко перекатывали яички, погладили член, пощекотав головку у уздечки, и… и у меня встал, причем так быстро и однозначно, как может случиться только в 16-лет!
Я немного опомнился и дернулся, бездумно пытаясь прикрыться, но Казаков только рассмеялся, без труда разводя мне обмякшие ноги, и принялся целовать уже там, придерживая мои руки.
— Не нужно стесняться, Антон… Ты очень красивый! Замечательный, чудесный…
Я уже не сопротивлялся и даже не плакал, пребывая в странном оцепенении. Сознание словно раздвоилось. Одна его часть предельно ясно сознавала, что происходит и что Казаков собирается делать дальше — влажные от смазки пальцы у заднего прохода не оставляли места для сомнений. Эта часть будто со стороны с паническим изумлением наблюдала за реакцией моего собственного тела, не веря, что только что прозвучавший стон был тоже мой, и отнюдь не боли.
— Рад, что смог тебя удивить, — фыркнул мужчина, выпустив изо рта мой член. — Так куда интереснее, правда?
Эта часть отчаянно стучалась к рассудку, крича, что я точно свихнулся на нервной почве раз больше не отбиваюсь, даже как-то забыл про насилие и милицию, стоило погладить. Выходит, что, отчим был в чем-то прав про «сучку»?!
