Мадлена едва сдержала еще один вздох, — было очевидно, что юноше не дает покоя нечто, что не так-то просто поведать, и это нечто скорее всего из прошлого, а не из настоящего. Ей даже страшно стало от мысли, что еще она может услышать об этом хрупком забитом мальчике, а перед глазами на минуту возникла жуткая картина — обнаженный юноша, распластанный под бездушно и безжалостно вколачивающимся в него самцом, покорно отдающий себя на поругание под страхом мучительной кары… Ей самой стало трудно дышать.
Женщина тряхнула головой, из-за чего концы чепца взмахнулись двумя крыльями.
— Ладно, ложись-ка ты и правда! А то совсем я тебя загоняла, а завтра метр Филипп собирался взять тебя с собой на склады, — самым естественным на свете жестом, Мадлена поднимаясь поцеловала юношу в лоб. — Не переживай, все образуется!
Айсену показалось, что в него попала молния! Мгновение назад он был уверен, что госпожа обо всем догадалась, и вдруг…
— Спокойной ночи, — женщина обернулась на пороге, и увидела, что щеки юноши мокры от внезапных слез.
У него в глазах был край пропасти, к которому очень не хотелось подходить! Однако она пересилила себя и вернулась на прежнее место, промедлив самую малость, и прижав парнишку к себе еще крепче, чем прежде, гладя и укачивая, как маленького.
— Бедный, бедный мой мальчик…
После этого нежного шепота Айсена словно прорвало! Он рыдал, вцепившись пальцами в пышные рукава так, что плотная ткань едва не трескалась. А потом заговорил, — глухо, прерываясь на новые приступы плача, путаясь, перескакивая с одного обрывка кошмара на другой, — обо всем… Даже о том, о чем не спрашивал метр Кер.
Уж лучше так, самому, чем постоянно ожидать огласки и позора, или как с Фейраном — прикипеть всем сердцем, чтобы потом это сердце оказалось разбито!
Надо же, и у рабов есть сердце! Наверное, нужно, что бы оно болело, чтобы помнить об этом…
Когда уже ни слов, ни слез не осталось, юноша еще некоторое время тихо вздрагивал в так и не разжавшемся кольце теплых рук. Обессиленный своей внезапной вспышкой, Айсен не сразу осознал, что его все еще гладят, шепча на ухо, что-то успокоительно ласковое, что он понимал только наполовину.
— Ничего, ничего… все уже позади! Успокойся, не надо так… Все позади, ни одна скотина не посмеет больше тебя тронуть!! Это главное… Ты не один больше, и мы со всем справимся…
Обессиленный юноша позволил уложить себя на постель. Мадам Мадлена куда-то исчезла, — Айсен не понял куда. Его начало трясти в ознобе, а голова была невероятно тяжелой… И пустой: он чувствовал, как будто внутри не осталось ничего, кроме вязкого бултыхающегося тумана…
