— Я могу поговорить с ним, попробовать объясниться, — предложил Филипп.
У Айсена даже слов не осталось. Этот человек будто снова дал ему жизнь всего лишь несколькими простыми словами.
Нет! Не заново, а новую жизнь! Жизнь, в которой есть смысл, есть любимый!
— Если ты хочешь, конечно! — Филипп не мог не заметить резкую перемену в юноше, и она ему не очень нравилась, кажется, заведя совсем не туда, куда он надеялся. — Смотри, я повторяю — в моем доме тебя никто не будет домогаться. Пожил бы спокойно, попривык, освоился бы, а там — глядишь, я бы тебе и вольную дал…
Если раньше смотревшие на него синие глазищи были полны беспредельного изумления, то то, что в них отражалось сейчас — вообще не имело названия!
— В-вольную… — как-то задушено, запинаясь, выдавил мальчик.
— Вольную-вольную, — невозмутимо подтвердил мужчина. — Станешь свободным человеком. Избавишься от этого сомнительного украшения…
Он опять ткнул пальцем в ошейник.
— Так что подумай хорошенько! — завершил он долгий разговор, поднимаясь. — И скажи мне, что решишь. А пока советую поесть!
Говорят, клин клином вышибают. В определенном смысле это так и есть! Череда новых потрясений — одно за одним — пробилась сквозь шок и охватившую юношу апатию, в которых единственной реальностью оставались два коротких слова, перечеркнувших все, что он собой представлял и гудящих в ушах корабельным колоколом в тумане.
Айсен колыхался в этом промозглом мареве безвольной щепкой, застряв где-то между пропастью и бездной на тонкой пленочке бескрайних равнодушных волн существующей действительности, не имея вокруг малейшего ориентира. Шанса за что-нибудь уцепиться.
Какая-то незначительная, еще неуверенно тлеющая часть его сознавала, что это «плавание» не может продолжаться долго, и жалкий, оставшийся от забавной игрушки обломок — вот-вот затянет в глубину, откуда уже не возвращаются.
Где-то в то же время пришло отстраненное созерцательное понимание, что боль на самом деле это и есть жизнь. Боль — это счастье… а не то, во что играет глупый котенок. Котенок глупый, — он не понимал такой очевидной вещи, пока не стало ни того, ни другого, ни третьего.
Айсену уже действительно было все равно — не осмысленно все равно, когда человек что-то прикидывает, рассчитывает, делает какие-то выводы… Нет, не задумываясь, до самого нутра все равно что с ним будет теперь.
Что будет делать с ним новый хозяин? Юноше было это безразлично. Совсем. Абсолютно. Вряд ли что-то новое… Изобьет, поимеет, продаст, — да хоть всей команде разом кинет!
