Чтобы не нервировать Айсена лишний раз, Фейран неуклонно исполнял задуманное и, по мере выздоровления юноши, уступал свое место «сиделки» только радовавшемуся тому Хамиду. Его заслуженный раб, как было видно, души не чаял в мальчике, да и Айсен, когда бывший невольником всю свою долгую жизнь, старик вдруг поприветствовал его как высшего, остановил того ломким жестом:
— Я свободен, но это все еще я…
«Достойно.
Но не удивительно. У тебя множество достоинств, любимый…»
Вот так и получилось, что юноша находился буквально за стеной, но все общение между ними свелось ко врачебным осмотрам и визитам вежливости радушного хозяина… Пусть каждодневно, если не ежеминутно, Фейрану приходилось завязывать себя в тугой узел. Подобное испытание было едва ли не мучительнее, чем бывшая робкая надежда на спасение любимого, ибо тогда не было сомнений в самой любви, а сейчас — остались лишь бесплодные сожаления.
Гнилое чувство. Лучше рыдать на могиле, чем видеть живого, но не с тобой?! Неблагодарная природа человека — нам кажется невыносимым то, о чем мечтали совсем недавно как о великой милости и откровении!
И никакими иллюзиями о собственном превосходстве уже не прикрыться…
Однако скоро Фейрану стало не до того. У любого больного наступает сложный период, когда понимание, что недуг отступил, сменяется эйфорией. Тянет пробовать возвращающиеся силы, стремление убедиться в них вызывает протест против строгих предписаний врача, а правота последнего — оборачивается капризным негодованием и досадой. Это неизбежность, признак выздоровления, — конечно при условии, что больной вполне владеет собой…
Вроде бы, о последнем в данном случае беспокоиться больше не приходилось! Но в один далеко не прекрасный день, Фейран оказался лицом к лицу с насущной проблемой: по общему физическому состоянию Айсена, без учета ран на ногах, — он уже разрешил бы юноше вставать. А вместо ожидаемого интереса и оживления, парень все больше замыкался в себе, почти ни на что не реагируя.
Большую часть времени молодой человек проводил свернувшись клубком в подсознательную позу защиты и, для верности, натянув на себя покрывало до самого носа, глядя в сторону пустыми отсутствующими глазами. Он спокойно и ровно отвечал Хамиду, самому Фейрану, ел, ничем не нарушил режим, не доставлял хлопот…
Быть может именно от того, от этого невыносимого непонимания и бессилия, — ощущение утраты становилось острее с каждым днем: как будто юноша все дальше уходил по дороге без возврата!
