— Я не собираюсь ни с кем драться! — протестовал молодой человек.
Кантор был не совсем прав. Гибкое, развитое давнишними занятиями танцем тело легко вспомнило ловкость, забытую из-за всех болезней и лавиной следовавших в его жизни перемен, из-за которых тренировки были заброшены. Так что проблема заключалась несколько в другом.
— Да? А грабителю на дороге ты тоже песенку споешь? — ехидно интересовался мужчина. — Слово, знаешь ли, иногда нуждается в подкреплении более весомыми аргументами. Точно блаженный!
Однако неизбежное все-таки случилось, причем как всегда в максимально неудачный момент. Обычно чертов ошейник оставался тщательно скрытым одеждой, но день был душным и очень жарким, и Айсен немного ослабил ворот, чтобы освежиться, будучи уверенным, что его никто не видит.
Волнение не помешало ему отыграть так, что Ее Светлость, на приглашение которой Кантор рискнул притащить своего ученика, осталась довольна и улыбалась юноше в высшей степени доброжелательно.
— Что ж, вижу, слухи нас не обманули, и ученик достоин учителя! Однако что с вами, мой друг? — все еще придерживая подле себя Айсена, обратилась Элеонора к трубадуру, едва успевшему в тайне вздохнуть с облегчением. — Вы не заболели, что решили вдруг стать рабовладельцем?
Серые, мгновенно сузившиеся, глаза мужчины встретились с потемневшими глазами юноши.
— Упаси меня Боже! — небрежно дернул плечом Кантор. — Я всего лишь взял его в аренду.
— Какое пятно на вашей репутации! — протянула Элеонора.
— Моя репутация настолько блистательна, что ее давно пора было слегка подпортить, — фыркнул Флев. — Неудобно, право, быть совершенством в нашем несовершенном мире.
Кантор привычно отшучивался, а заледеневший, бледный как полотно, Айсен стоял под перекрестьем взглядов, думая даже не о неизбежном ливне презрения на свою голову, а о напутствии наставника, судя по всему тоже изрядно нервничающего перед их общим выходом в столь блестящий круг.
— Опозоришь меня — шею сверну! — ласково пообещал менестрель.
Как он может допустить хотя бы тень подозрения в благородстве своего учителя! Ни чьей вины, кроме его в скандале нет…
— Ваша Светлость, — севшим голосом выдавил Айсен, запнувшись под обратившимся на него холодным взглядом герцогини. — Это… не знак унижения, а знак ожидания! Когда оно закончится, я сниму его.
Элеонору, кажется, позабавило его неловкое вмешательство, а вспыхнувший на щеках лихорадочный румянец умилил, и благоволение высокой особы было получено.
