Его передёрнуло.
– Гаденькое капище, – сказал Эйдан.
– Думское?
– Нет, гораздо древнее. Я рад, что тех, кто это построил, уже нет. Общество, которое выблёвывает из себя такое, очевидно, находится на последних стадиях разложения.
– Вы много кого осуждаете, нет?
– Я осуждаю черты. Слабость. Глупость. Бестолковость. Склонность к излишествам.
Шэй отвернулся от лица с уховёрткой. Мир снаружи потерял цвет, превратился в тиснение, замер.
– Как обстоят дела при дворе? – спросил он.
– Смотря о ком вопрос. Что хорошо вам, думцу – смерть.
– Сочувствую.
– Не стоит. Это ваша страна, и вы вольны давать возможности кому захотите.
– Я…
– Тссс.
В тишине дыхание Эйдана было таким же ровным, как и за минуту до этого. Из-за деревьев выступила лошадь; её всадник поднял факел, и жёлтый круг пополз под сводчатым проходом по каменному полу, остановившись в метре от носков сапогов Шэя.
«Чёрт».
Но время шло – полминуты, минута, – всадник явно медлил, пока огонь у него в руке отплясывал в темноте небольшой танец.
– Что он делает? – шёпотом сказал Шэй.
Всадник что-то прокричал на думском языке.
– Что…
– Тссс.
Секунды тянулись, отмеряемые пульсацией факела. Затем часовой развернул лошадь и исчез в лесу.
Шэй со свистом выдохнул.
– Почему он не?..
– Могу лишь предположить, что дело в суеверии. Некоторые считают, что, если двое войдут в подобное святилище, один из них умрёт. Видите ли, – Эйдан усмехнулся, – часовой не догадался, что нас внутри уже двое.
– Вы знали, что это святилище здесь?
Эйдан посмотрел на него.
Сова снова заговорила, на этот раз ближе.
– Подручный Патрика наверняка уже вернулся к основной группе.
Когда у входа Шэй оглянулся, лицо с уховёрткой по-прежнему смотрело на него из тени.
8
Теперь, зная о склонности его кобылы громко выражать своё недовольство, они прошли последние полкилометра до Полтавы пешком.
Первым из темноты вынырнул обветшалый забор с привязанными к нему тремя гнедыми лошадьми. Затем возник дракон, и ещё один, и ещё – деревянные фигурки, оседлавшие гребни крыш – или это были поленья, которые кто-то вытащил из костра?
Как там говорил герцог? «Посмотрите, что они сделали с деревней, и сами всё увидите». Раскат грома прокатился над Шэем как неваляшка – слева направо, справа налево, – и дождь зарядил сразу же в полную силу, отчего ожоги на домах стали казаться свежими.
Несмотря на все разговоры о Полтаве, деревенька была крошечной, не более пятидесяти домов – и половина из них представляла собой обуглившиеся остовы: смерть по одну сторону улицы, жизнь – по другую.
