Ты долина ли моя, долинушка, раздолье широкое!
Ничего-то на тебе, долинушка, да не уродилось:
Нет ни травушки, ни муравушки, ни алых цветочков;
Уродился на тебе, долинушке, один ракитовый кустик.
Возле кустика возле ракитова дороженька пролегала,
Как никто-то по этой дороженьке не ходил, не ездил,
Только шли-прошли по этой дороженьке горьки солдаты;
Они, шедши, эти солдатушки, шедши, приустали.
Приустамши, эти солдатушки сели, отдохнули,
Отдохнумши, эти солдатушки в поход подымались.
Во сыром-то бору на сосенке кукушечка куковала.
Не кукуй ты, не кукуй, горькая кукушечка, во сыром во борочке,
Не давай ты, не давай тоски-назолушки молодым горьким солдатам!
Уж и так-то нам, солдатушкам, служить очень тошно:
Что загнал-то нас, загнал православный царь во иные земли,
Поморил-то нас православный царь голодною смертью;
Он не день-то нас морил, не неделюшку — ровно три годочка.
Нет ни весточки, нет ни грамотки с родимой сторонки.
Пришла весточка, пришла грамотка, и та не весёла:
Что родимого мово батюшки давно вживе нету,
Что родимая моя матушка давно овдовела,
Молодая-то жена-хозяюшка, слышно, замуж вышла,
Малы детушки мои, батюшки, давно сиротеют.
