– Но как ты мог разговаривать сам с собой? – воскликнула Римма. – Это же невозможно!
– Почему? Разговаривали субъекты разных временных кривых. В уравнениях Мирона Юльевича, – Тимофей посмотрел на Феофанова, – существует и вариант времениподобных структур.
– Но ты ведь не помнишь, как с тобой разговаривал второй Бодров? Если бы это было на самом деле, ты ещё до своего путешествия знал бы о контакте с самим собой. След в памяти остался?
Тимофей покопался в «базе данных». Показалось, что глубоко в психике вырос бутончик воспоминания, но не развернулся в полноценный объём, оставаясь слабой тенью дежавю и порождая сожаление.
– Мы все находились в стрессовом состоянии… след остался… очень прозрачный…
– Просто на тебя подействовало поле «мерина», – сказал Валентин Сергеевич, всегда использующий для упрощения объяснений «бритву Оккама». – Вот ты и нафантазировал.
Тимофей встретил взгляд Руны, дёрнул плечом.
– Я так не считаю.
– Имею мнение, хрен оспоришь?
– Пусть будет так.
– Хроноперд…
– Ради бога, Петрович! – поморщилась Римма.
– Хроно перпен дикуляр, – проговорил Петрович, разделив один термин на три слова. – Очуметь! Если ты прав, нам светит Нобелевка!
По лицам беседующих промелькнула улыбки.
Лишь скептически настроенный Валентин Сергеевич еле слышно пробормотал:
– Если не убьют раньше…
– Работаем. – Феофанов направился к себе. – К вечеру прошу подготовить подробные отчёты и анализ личных ощущений.
Зашумели, рассаживаясь по местам поудобнее.
Руна подошла к Тимофею, обдав его нежным запахом духов.
– Я тоже была в тоннеле.
– Метро, – улыбнулся он.
– Разница небольшая. Нам надо поговорить без свидетелей.
– Хорошо, но не раньше вечера. Можно будет поехать к Валере.
– Посмотрим. – Руна подсела к своему столу.
Бодров повернулся к монитору своего персонального компьютера, и действительность вокруг перестала существовать.
Москва, иные времена. 1 июля
К вечеру все экспериментаторы устали настолько, что после семи часов начали расходиться с серыми от переутомления лицами и красными глазами. В лаборатории остались только Феофанов и Тимофей, размышлявший, идти ли ему домой или ждать Руну, пообещавшую поговорить с ним о проблемах. Она ушла ещё после обеда и в институте больше не появлялась.
– Что сидишь? – осведомился «Эйнштейн в миниатюре», заметив, что он не один в бункере.
– Заканчиваю, – неопределённо ответил физик.
– Что?
– Расчёт радиусов развёртки.
Мирон Юльевич вышел из закутка с чашкой в руке. Прихлебнул.
