Профессор и Кляйн молчали. Иван чувствовал себя очень неуютно под их сверлящими взглядами.
- Ну ладно, - разлепил губы Кляйн. - Это легче... проверить. Я займусь этим. Но все равно - вы поступаете в наше распоряжение, будете задействованы в нашем проекте.
- Именно так, - поддакнул профессор. - Вы ведь готовы служить фюреру и рейху?
- Я - солдат фюрера и великой Германии, - отчеканил Иван, мысленно матерясь. - Как только я буду в состоянии держать в руках оружие, я хочу, чтобы меня направили туда, где трудно, туда, где я смогу принести наибольшую пользу...
- Этот момент очень скоро настанет, - несколько зловеще, как показалось Ивану, произнес Кляйн. - Вы сумеете проявить себя на поле битвы...
- Скоро? - очень радостно произнес Иван.
- Скоро, - подтвердил эсэсовец.
- Ну, не так чтобы очень, - вдруг вмешался профессор. - Вы еще здесь полежите...
- А что такое? - недовольно спросил Кляйн. - Он же здоров как бык. Да у меня и в спецгруппе таких здоровяков нет!
"Спасибо на добром слове, - кисло подумал Иван. - Хоть что-то приятное здесь можно услышать..."
- Здоров-то он здоров, - проговорил профессор, - но все-таки... все-таки надо немного подождать...
- Сколько? - немедленно спросил Кляйн.
- Ну... денек хотя бы.
Иван поперхнулся.
- Пока немного введу его в курс дела, - продолжал профессор, - а потом можно будет и отправляться.
- Куда? - чуть было не закричал Иван. Немцы посмотрели на него.
- Узнаете, - коротко сказал Кляйн. - Со временем все узнаете. Фронт и передний край теперь для вас - здесь. Зиг хайль!
- Зиг хайль, - уныло пробубнил Иван.
Кляйн кивнул ему, кивнул профессору, повернулся и, поскрипывая амуницией, вышел вон.
Иван посмотрел на Кугельсдорфа. Профессор, набычившись, глядел на своего пациента. В пустоте его глаз вспыхивали и гасли темные искры.
Ивану показалось, что его тело становится легким, совсем невесомым: оно послушно выполняло волю ветров, разгуливавших по Вселенной и сбивающих с толку планеты и солнца. Кровать, на которой он лежал, плавно повернулась вокруг своей оси, осторожно поднялась в воздух и направилась в далекое путешествие, подобно тому самом кораблю без руля и без ветрил. Бездна сменяла бездну; путь был далек, и требовался отдых: и он наступил, этот долгожданный отдых, когда Иван закрыл глаза, и бесконечны ласковый сон принял его в свои объятия, обещая тишину,
пустоту и неспешную ласку временного покоя.
В том же самом сне ему привиделось, что его накорми ли, напоили и вообще всячески за ним ухаживали, исполняя любую прихоть и каждое желание. Это не показалось ему раем, потому что, наверное, не бывает рая для одного Ивана: но все же это был настоящий отдых.
