Ивана передернуло.
Голоса, поселившиеся в его голове, снова пробудились, настойчиво нашептывая, убеждая и успокаивая: они звенели и шипели, гудели, бухали, стонали, говорили: их было много, и они предлагали ему выбрать... Они манили за собой, звали и увещевали: Иван чувствовал себя то мелким и ничтожным, то значительным и сильным; он то проваливался в ледяную бездну, то взлетал высоко-высоко; он был невесомым и тяжелым, прозрачным и непроницаемым, он пытался уйти - и снова возвращался, пусть и ненадолго...
Он вернулся в дом, приютивший его; бессмысленная тоска, одолевшая было, ушла, что-то прогнало ее, пусть и на время.
Профессор смотрел на него так, словно вместе с ним слышал эти самые настойчивые голоса.
Дудки, подумал Иван, злобно глянув на фон Кугельсдорфа. Опоили небось гады меня чем-то... ну ничего! Спецназ просто так не сдается... Я вам устрою доставку этого самого талисмана по назначению!..
Он улыбнулся и расправил плечи, с радостью осознав себя солдатом великой армии. Мы еще повоюем, подумал он с бешеным весельем и посмотрел на немцев.
Им, казалось, не было до него никакого дела.
Иван открыл было рот, чтобы заговорить с профессором, но тут появилась сама хозяйка.
- Я приготовила вам ночлег, - сказала она, глядя на Ивана и улыбаясь. Комнаты наверху...
- Мы пробудем у вас шесть дней, - сказал профессор и дернул щекой. Деньги заплатим сейчас...
С этими словами он высыпал из кошеля горсть серебряных монет. Брови хозяйки поползли вверх.
- Вы и вправду богаты, чужеземцы, - весело сказала она. - Не беспокойтесь, за свои деньги вы получите все, что пожелаете...
Прошел один день, потом другой, потом - третий... Они почти не выходили в город. Только один раз Иван, профессор и Кляйн поднялись на стену, чтобы посмотреть на войско, осадившее Иерихон.
Настроение горожан менялось. Сначала в их сердца вселился страх при виде многочисленного войска, потом же, увидав, что противник медлит, осажденные приободрились. Недоумение у них вызвала странная процессия, изо дня в День ходившая по периметру стены и оглашавшая все вокруг пронзительным звуком труб, но потом это недоумение прошло, уступив место насмешкам.
А звуки труб тем временем становились все настойчивее и настойчивее, проникая сквозь стены в самый город, наполняя дрожью дома, заставляя трепетать деревья и разгоняя птиц с помоек, принося тревогу и неуверенность, помрачая разум...
Иван и немцы стояли на стене, глядя вниз - туда, где раскинулись шатры осаждающих, где в лучах яркого солнца остро блестели наконечники копий и медные бляхи на щитах воинов грозной армии; воины стояли, опаляемые полуденным светилом, стояли молча, неподвижно и уверенно.
