Я женился весной, а зимой моя красавица жена уже родила мне первенца. Как я радовался! Я нежно сжимал маленький родной комочек, боясь отпустить его. Стирал и гладил пеленки, бегал в магазин, а по ночам затаив дыхание наблюдал, как мой сын, причмокивая, сосет молоко. Я просто шалел от этого простого счастья и не представлял, как можно бросить своего сына.
«Отец умирает. Срочно нужна кровь»… Я понимаю, что я поеду и отдам ему свою кровь, потому что он мой отец, потому что я могу спасти ему жизнь, потому что я люблю его, черт возьми!
— Кровь уже не нужна, — говорит врач и обреченно разводит руками.
Мне приносят его вещи. Вещи бомжа.
— Я хочу на него посмотреть.
— Он в коме.
— Я не видел его двадцать лет.
— Проходите.
Передо мной лежит старик жуткого вида. Запущенный, жалкий, убогий. И этот человек — мой отец. Я не знаю, как он жил и о чем мечтал. Но доживал он свой век на улице и сейчас умирает в казенном доме. Подхожу ближе. Он еще дышит, но уже не жилец. Мне жаль и его, потерявшего человеческий облик, и мать, которая так больше и не вышла замуж, и себя, всю жизнь прождавшего отца.
— Он умирает. Жена отказалась его хоронить. Берете ли вы на себя…
— Да. — Я не даю врачу закончить фразу.
Спустя два часа я уже звонил на работу.
— Серега, у меня отец умер, — сообщаю напарнику.
— Какой отец? У тебя ж не было отца.
— Дурак ты…
Следующий звонок матери.
— Мам, купи всего самого лучшего. Сегодня отца хоронить будем. — И, не давая ей возможности возразить, вешаю трубку.
Когда равнодушный могильщик забил последний гвоздь в гроб отца, я понял, что молодость закончилась. Глотнув наспех на кладбище водки за упокой души, я поехал домой. Внутри ничего не было, только гулкая пустота.
Дома за столом собралась родня. Я сидел, и сквозь усталость в меня проникали чужие воспоминания.
— Он ведь вас всегда любил, — повторяла соседка тетя Света. — Помню, когда Ванечка женился, он ведь у меня спрятался и через занавески наблюдал, как молодые вышли из машины, как их хлебом-солью встречали. Все вздыхал обреченно. Я ему говорю: «Что ты хоронишься, как преступник какой, выйди, поздравь». А он отвечает: «Не могу я сына позорить. Ты на меня посмотри. Куда мне в таком виде?» А вид-то у него был и впрямь не генеральский.
Я почему-то вспоминаю свою свадьбу: огромный стол и пустое место рядом с мамой… Как мне хотелось, чтобы он был здесь, чтобы обнял меня по-отцовски. А он, значит, не посмел подойти, боялся меня опозорить… Комок в горле пытаюсь залить очередной порцией водки.
