куда менее удобны прежних конструкций. И где же тут, наконец, прогресс? Отчего наплевали на экономию металла и резины? Неужто и здесь зарыта эта собака – погоня за прибылью?
23.09
Есть определённая связь между духовной жизнью общества и историей народа. Иными словами его бытиё зависит от культуры. Известны случаи, когда потрясения в духовной сфере, выражавшиеся в отрицании сложившегося общественного устройства, подвергали народы испытаниям, то есть оказывали прямое влияние на историю.
В Европе в ХVΙ – м веке – на пике своего могущества – сама религия, как ни странно, выдвинула из своих рядов уничтожающих критиков, пробивших солидную брешь в, казалось бы, незыблемой стене веры.
Послушник с детства, вкусивший пару десятков лет монастырской жизни (поначалу францисканский, потом бенедиктинский монах), затем священник и доктор Франсуа Рабле был первым, кто нанёс сокрушительный удар по католицизму, и совершил это, прибегнув к помощи Слова. Этот его шедевр «Гаргантюа и Пантагрюэль» базировался на народных легендах, отчего стал близок и понятен массам. Протест бывшего послушника оказался неслыханно грубым, смех был убийственным, непристойным – на уровне животных инстинктов. Это был настоящий бунт против вскормившей его религии – какая сладость показать фигу самому Папе Римскому и какой восторг живописать жизнь в Телемской обители под лозунгом: «Делай, что хочешь!» И всё это позднее нарекут французским возрождением! Уцелел автор чудом – от костра инквизиции спасло его высокое покровительство. А сторонников у него явилось множество.
Призывы Рабле покончить с засильем католиков позже подхватили французские просветители и допризывались до кровавых дел революции, когда применение гильотины переплюнуло более скромные, если иметь в виду массовость, подвиги инквизиции.
Другой обличитель сущего, священник, настоятель собора в Ирландии Джонатан Свифт был сдержаннее. Временнáя разница с первым всего два столетия, но как поменялся акцент: насколько его фантазия и в «Сказке о бочке», и в «Путешествии Гулливера» оказалась интеллектуально выше, человечнее, чем у Рабле.
Усилия европейских критиков современной им действительности однажды эхом отозвались в легенде Достоевского о «великом инквизиторе» и в предостережении от стремления достичь такого общественного состояния, когда, подобно жителям Телемской обители, будет всё дозволено.
Современный мир по всей земле, скажем так, напоминает не одухотворённый
