— Что нам делать? — спросил я начальника сыска, когда мы возвращались из темницы. Архивариус сидел у окна и молчал. Он знал, что не сможет солгать.
Сыскарь ответил:
— В тюрьме вчера загнулся бродяга. Наказание ему полагалось небòльшое, но он, видно, уже болел, когда туда угодил. Родни у него не было. Объявим, что это он убил всех этих бедолаг и герцога в придачу. Девчонка всё равно ничего не запомнила, так напугана. А Борвелю тихонько перережут горло в его клетке и отдадут тело родным. Хотя по совести говоря, заслужил он гораздо худшего. Все же считают его героем, нельзя, чтобы открылось такое.
«Опять врать?» — хотел спросить я, но подумал про сына герцога, и это меня остановило.
* * *
Проходя через несколько дней через городскую площадь, где была выставлена на колу голова бродяги, я увидел сына Борвеля, кидавшего в неё камни. Полуразложившееся ком плоти был уже так обезображен, что ничем не походил на человеческое лицо. Мальчишка делал своё дело молча, с недетской злобой, и я так и не осмелился с ним заговорить. Правы ли мы были, скрыв от его семьи преступления отца? Возможно, знай он об этом, ему легче будет обуздать тягу к убийствам, если она пробудится и в нём. Или наоборот, это погубит его безвозвратно?
Бывает и так, что какое бы решение ты не принял — даже не делать ничего и следовать ходу событий — оно неизбежно будет дурным. Можно лишь попытаться выбрать менее скверное.
Первая луна зимы, 505 год от обряда Единения
Очнувшись — то ли от сна с кошмарами, то ли от полудремотных воспоминаний — я долго лежу в темноте и вдруг понимаю, что где-то во дворе старой крепости должен быть источник. Осаждённым надо было добывать воду, иначе долго обороняться невозможно. В новой крепости колодца нет, и я не помню, чтобы воду при мне откуда-то приносили открыто. Я вспоминаю счета и денежные расписки, которые приносил домой отец, и понимаю, что видел необходимое для того, чтобы во всём разобраться.
В дверь стучится Миро.
— Кажется, у нас есть шанс попасть во дворец, не сражаясь с охраной на входе, — говорю я.
— Как?
— Потом объясню. Сейчас надо выходить, пока не рассвело. Все уже готовы?
— Да.
Солнце ещё не взошло, на дворе сыро. Кун и Мати идут с нами. Я чувствую, что кто-то ещё осторожно за нами следует, но это ненадолго. Слуги отстают, прячась за очередной забор, и я слышу короткий вскрик, почти заглушённый туманом. Чужие линии жизни выцветают у меня на глазах.
Вот и королевский сад. Стража пока далеко и нас не замечает. Дверь и окна дома, где мы встречались с Архивариусом, забиты старыми досками. Невольно мне вспоминается наш последний разговор. «Я спрятал парня и собираюсь выполнить своё второе обещание», — мысленно обращаюсь я к старику.
