— Когда они защищают своих детей, трудно представить себе более свирепое существо. Лаури, ты так и не поняла, кто напал на тебя, когда ты была ребёнком? Постарайся вспомнить всё, что можешь.
Она смущённо глядит на меня, но Альда кивает, и девочка начинает говорить:
— Я была совсем маленькой, и меня посылали в ближний лес за цветами на продажу. У меня был котёнок, который ходил за мной повсюду, как собака. Однажды он стал карабкаться вверх по дереву, а потом попытался слезть и зашипел. Я полезла за ним, и тут сверху спустилось что-то тёмное и страшное. Я не знаю, что это было. Оно рвало и било нас. Когда я вместе с котёнком упала на землю, у него был выцарапан глаз.
Я замечаю бледный старый шрам на её щеке.
— А что было дальше?
— Я побежала домой. Будь дома только мама, она просто помогла бы мне обмыться и зашить одежду. Но там оказался отец.
— И что он сказал?
— «Прекрати реветь. И выкинь, наконец, эту падаль». Я убежала, укрылась в хлеву и плакала там. Котёнка я спрятала и вылечила, но ещё долго потом не могла пойти в лес, как меня не заставляли.
Раньше я полагал, что благородные, трясясь над своими детьми, воспитывают капризных себялюбцев. Подобные истории вынудили меня относиться к таким вещам несколько сложнее. Я воображаю насмерть перепуганного, рыдающего ребёнка, между которым и привидевшимся ему кошмаром было некому встать. И тогда кошмар вошёл в него и стал его частью. Зачем она нападала на людей в городе? Искала того, кто предал её ещё до рождения? Хотела ему отомстить? Пыталась справиться со своими страхом и болью? Или надеялась, что кто-то убьёт её и страх и боль прекратятся? Вряд ли она сама сумела бы ответить.
— Ты молодец, Лаури, — говорю я. — Прогуляешься с нами по городу?
* * *
Старый слуга долго ищет куртку Альда, и я понимаю, что свой дом он покидает нечасто. Мы идём по тёмной улице к дальнему углу королевского парка. Деревья здесь разрослись и сомкнули кроны, как в лесу. Отсюда доносятся странные звуки — то ли свист, то ли завывание, то ли уханье.
— Когда мы будем на месте, — говорю я, — я подам знак, что надо встать и замереть.
Какое-то время я наугад плутаю между деревьями, потом останавливаюсь. Моя госпожа выходит из-за туч, и Альда с Лаури, глядя на бòльшую дубовую ветку, видят то, что уже давно заметил я. Серые перья, нежнейший пух, воронёные когти и железный клюв. Неясыти оказывается не по душе наше внимание, птица бесшумно срывается с дерева и начинает летать по роще, продолжая кричать. Неожиданно я слышу громкое «кви», которое ни одному человеку не удалось бы издать так, со скрежетом, и оно звучит для меня как самая прекрасная музыка. Лаури рядом нет, а на ветке сидит серая сова, чуть бòльше первой, и рассматривает нас круглыми тёмными глазами. Потом она расправляет крылья, отправляется в полёт за самцом, и они уже вдвоём распугивают криками всех здешних мышей.
