Критическое мышление — наше все. Главное, не путать его с критиканством.
Артур достал одну жемчужинку из коробки и невозмутимо положил в карман брюк, пока еще лежащих рядом в стопке с другой сухой одеждой.
— Вор-р-р-руешш-ш-шь? — заинтересовалась я.
— Нет. Беру образец для исследования.
— Тогда дай мне тоже штучку! Мой фамильярий процент, пожалуйста.
Артур пожал плечами и дал, предупредив:
— Только не вздумай ее применять, не зная эффект.
Я покатала кривенький шарик на ладони.
— А как я вообще могла бы ее применить?.. Ну, в теории? Съесть? В колечко вставить? Может быть, растолочь и дорожкой снюхать?
— Никак! — отрезал Эдинброг, хотя я едва вошла во вкус гипотез.
Потом он прикрыл глаза и подставил лицо солнцу, мелко просеянному между сосен. Сох, понимаешь ли, после купания.
Я стала исподволь наблюдать за своим возмутительно симпатичным спутником.
Н-да… Щедра земля галианская на красивых мужчин. Что Артур, что нимфин Каприз с завтрака. Причем если второй брал необычностью, то мой «хозяин», наоборот, поражал классической точностью черт. Золотое сечение строили по нему. Голливудских актеров с него лепили.
Ван Хофф Эдинброг все еще был без рубашки. Капельки воды стекали с мокрых волос и блестящими тропками полосовали загорелую грудь и спину. Рискуя словить косоглазие, я с дотошностью топографа следила за их траекториями. Не то чтобы я не знакома с гравитацией — направление воды известно заранее — вниз да вниз — но…
Я вздрогнула, когда Артур резко открыл глаза и повернулся ко мне:
— Может быть, ты все-таки скульптор, Вилка?
— А что? — смешалась я.
— Не представляю, кто еще, кроме скульптора, будет так откровенно изучать мышцы и анатомию малознакомого мужчины, — прищурился Ван Хофф Прямолинейный.
— А… Э-э… Да я не только мышцы… Я вообще на весь мир так внимательно смотрю! Любопытная я, понимаешь! — кое-как вывернулась я и, подтверждая свои слова, стала прижигать взглядом куст.
Куст чуть не сгорел нафиг.
Вместе с моими щеками.
* * *
Когда мы вернулись, уже подступил закат. Золотая дымка залила долину, в которой располагался Форван, и белоснежная академия окрасилась в тревожный багрянец. Казалось, шпили ее искупались в крови.
Артур привел меня в небольшую уютную библиотеку, выдал с десяток энциклопедий о мире Гало, потом притащил откуда-то внушительное блюдо с целой армией микро-сэндвичей, кистью лилового винограда и причудливыми пирожными.
И заявил:
— Сейчас меня ждут важные дела.
Сказал таким тоном, что, не знай я от Бориса, что он идет ужинать с преподами, решила бы, что в планах Эдинброга — спасение мира, не меньше.
