– Если бы Лука думал, что ты не можешь править, то он бы не отказался от трона.
– Но что, если он ошибается? Что, если он видит только то, что хочет видеть?
Боль в ее голосе поразила его. Он только сейчас стал понимать всю чудовищность того, что с ней случилось. То, как ее жизнь резко переменилась.
– Я абсолютно уверен, что ты сможешь это сделать. На самом деле я считаю, что ты именно то, что нужно Касавелье. Глоток свежего воздуха, кто‑то, кто не был воспитан во всех наших правилах и традициях. Возможно, тебе удастся привить какие‑то свои новые традиции.
– Правда? – В ее голосе была надежда.
– Правда. Вот только ты сама должна этого захотеть. Это работа на всю жизнь. Здесь требуется искренняя преданность своей стране и народу.
– Я понимаю. – Габи закрыла глаза, а потом снова открыла. – Мне жаль, что я так расклеилась. Я просто очень эмоциональная. Вчера Имоджен сказала, что они с Лукой хотят уехать.
Цезарь кивнул:
– Да. Я разговаривал с Лукой и считаю, что он будет достойным послом вашей страны.
– Я знаю, но…
– Но ты теряешь брата.
Цезарь видел боль в ее глазах и понимал, что она не показала бы этой боли ни Имоджен, ни Луке.
– Да. – Габи улыбнулась. – Но я рада за них. Правда теперь мне будет очень одиноко.
– Ты не должна быть одна.
Эти слова инстинктивно слетели с его губ. Все просто. Ей не нужно оставаться одной. Они могут работать вместе. Он мог предложить ей ту поддержку, в которой она нуждается.
– Ты можешь выйти за меня замуж. – Увидев, что она вопросительно смотрит на него, он поспешил продолжить: – Я не пытаюсь воспользоваться минутой слабости.
– Так вот что ты об этом думаешь? Минута слабости? – Теперь ее глаза сверкали от ярости, а в голосе звучал металл. Отдернув руку, она поднялась.
Цезарь на секунду задумался. Неужели он действительно так думал? Что проявление эмоций – это слабость? Но это был вопрос, который он не хотел анализировать.
– Это не так прозвучало. Я просто хотел сказать, что, как твой муж, я мог бы предложить тебе поддержку, сделать твою жизнь не такой одинокой.
Слова прозвучали неестественно. И он увидел, как изменилось выражение ее лица. Оно стало холодным.
– Я буду иметь это в виду. – Ее тон был ровным. – И мне жаль, что я позволила эмоциям одержать надо мной вверх. Это глупо. Я думаю, мне нужно просто повзрослеть и понять, что значит быть королевской особой.
Цезарь понял, что должен похвалить ее за ту маску, что она смогла надеть. А еще он чувствовал, что потерял что‑то ценное. Что‑то, что хотел бы вернуть.
