– А сейчас? – спросил он.
Она повернулась и сложила руки на груди.
– Я не хочу, чтобы любовь к тебе привела к тому, что я останусь с разбитым сердцем.
– Ясно, – разочарованно протянул Джонатан.
– Сомневаюсь, что тебе ясно. Ты очень красивый мужчина. Уверена, тебя пытались соблазнить множество женщин. Только вот я не знаю, были ли у тебя с кем‑нибудь серьезные отношения.
– Не были, – ответил он. – Для меня всегда существовали только работа и семья. Я очень скучный человек.
Лизетт усмехнулась и оглядела его с ног до головы, словно товар, который она собиралась купить. В ее взгляде не было ни любопытства, ни кокетства.
– Мне кажется, ты кое‑что забыл.
Джонатан вопросительно изогнул бровь.
– Не может быть. Мой юрист учел все, до последней детали.
Лизетт хмыкнула.
– Ты говорил, что я могу попросить тебя о чем угодно. Помнишь?
– Конечно. Апельсиновые М&М’s. Ты об этом?
Она медленно покачала головой:
– Естественно, нет.
– Тогда о чем?
Лизетт молчала, глядя на него. По тому, как она нервно облизала губы, он догадался, что спокойствие у нее только внешнее.
– Лизетт?
– Я хочу, чтобы ты сделал мне ребенка, – напряженно произнесла она.
Джонатан попятился, не в силах скрыть, до какой степени он шокирован, и долго молчал.
– Ну, скажи что‑нибудь, – попросила Лизетт, испугавшись, что перегнула палку. Эта идея пришла ей в голову ночью, в три часа пополуночи, и показалась ей здравой.
– Гм… – Джонатан потер подбородок.
– Это не ответ.
Он тихо чертыхнулся.
– Господи, Лизетт! Ты бросила бомбу и ждешь от меня немедленного ответа. Ты серьезно?
– Конечно, серьезно, – заявила она. – Неужели я стала бы просто так просить мужчину сделать мне ребенка?
– Но зачем тебе это?
Его недоумение разозлило ее.
– Ты не понимаешь, да? Мне тридцать семь, Джонатан. Я на пять лет старше тебя, даже на пять с половиной.
– Это ничто.
– Это важно. Я всю свою взрослую жизнь потратила на уход за матерью. Теперь, когда ее не стало, я могла бы заняться своей жизнью. Однако на горизонте нет ни одного достойного кандидата, а мои биологические часы тикают. Я считаю, что мне нельзя ждать.
– Ребенок… – с удивлением и тревогой произнес Джонатан. Создавалось впечатление, будто он плохо представляет, с чего начинается этот процесс.
– Все это не так уж невыполнимо, – сказала Лизетт. – Ты достойный человек, и если я забеременею, то ты можешь считать, что оставляешь на земле кусочек себя.
Он помрачнел.
– Я очень любил бы нашего ребенка. Поэтому мне будет особенно горько прощаться с ним. То, о чем ты просишь, Лиззи, несправедливо.
