— Вы победили, сеньора, — прервал я ее визг. — А теперь покажите, где тут у вас кухня.
Песенное настроение как рукой сняло.
— Кухня?
— Да-да, кухня. Нужны доказательства.
— Ах, пожалуйста! Проходите сюда! — Она шла по коридору с огромной пачкой стирального порошка. — Скажите, пожалуйста, сколько я выиграла? Я так счастлива!
— Красивая кухня. Очень красивая, сеньора.
— Вам нравится?
— Конечно.
Все предметы кухонного гарнитура стояли чистенькие и блестящие вдоль стенки, тесно прижавшись друг к другу. Слишком дорогая и громоздкая мебель для такой маленькой кухни. Я вытащил пачку счетов и положил их на красивую салфетку, покрывавшую стол.
— Что это так… такое? — заикаясь промолвила она.
— Вы не платили за кухню ровно год, сеньора. На сегодняшний день вы задолжали компании „Эладио“ ровно двести двадцать пять тысяч.
Пачка „Флаша“, так чисто стирающего ее белье, упала на пол.
— Кто… кто вы такой?.. Мне позвонили с радио, программа „Наш быт“, и сказали, что я получу премию, если покажу коробку стирального порошка и спою какой-нибудь куплетик… я не понимаю…
— Представления не имею, кто вам звонил, — соврал я, не моргнув глазом. — Лично я представляю контору Драпера, ведущую дела компании „Эладио“. Это ваша последняя возможность выплатить долг, сеньора. Если вы отказываетесь, я звоню в полицию. Ваше поведение преступно.
— Мне только что звонили с радио и сказали, что выбор пал на меня… то есть, что я должна показать сеньору, который ко мне зайдет, пачку порошка „Флаш“, и мне заплатят выигрыш… Знаете, я всегда пользуюсь порошком „Флаш“, телевидение его постоянно рекламирует. Но… о, боже мой… значит, вы… не тот, не с радио!
— Я вам уже сказал, что нет, — снова соврал я. — Я представляю контору Драпер. — Насилу сдержался, чтобы не выдать ей: „Контора Драпер, чтобы ты не драпанула“, но вовремя прикусил язык. — И одновременно фирму „Эладио“, которой вы задолжали за целый год, не считая процентов и штрафа за просрочку. Итак, будете платить или вызывать полицию?
Она расплакалась. Первыми симптомами надвигающихся рыданий были учащенное колыхание огромного бюста и красные пятна на лице. Ее плач напоминал звуки, издаваемые при полоскании горла. Но растрогать меня ей не удалось, во всяком случае, никаких ассоциаций с моей мамой она не вызывала. Моя мать никогда не плакала, по крайней мере, я не видел. Только один раз в жизни ее глаза увлажнились. Это было много лет назад, когда отец как-то вечером сообщил ей, что спустил с друзьями в пивной весь свой заработок чистильщика обуви. Услышав эту новость, мама несколько мгновений смотрела на отца твердым, немигающим взглядом, и по ее щекам скатились две слезы. Потом быстро вытащила из кармана своей черной юбки большой кухонный нож, который всегда держала при себе, и ударила отца. Он мгновенно протрезвел при виде крови, проступившей на плече. Удар был нацелен в сердце. С тех пор отец приносил маме всю зарплату, а на выпивку оставлял себе только чаевые.
