Женщина помоложе обернулась, и мягкий свет упал на ее лицо. Она была не так уж молода, лет тридцати пяти, возраст, в котором большинство женщин начинают ощущать себя в роли собственных матерей. У нее были высокие, красиво очерченные скулы и нежный, правильной формы рот. На лице мелькнула слабая улыбка, длинные пальцы, лежавшие на спинке кресла, слегка дрогнули, как бы приглашая нас войти.
На ней был английский костюм зеленоватых тонов без всяких украшений. Обе женщины походили друг на друга как две капли воды. Старшей могло быть лет шестьдесят, но на мраморно-белом лице не было ни одной морщины. Она разглядывала меня внимательным и твердым, как птичий клюв, взглядом. Потом сказала хрипловатым голосом:
— Спасибо, комиссар, вы очень любезны. Столько хлопот…
— Ну что вы, это минимум того, что я мог сделать, сеньоры.
— У семьи Фуэнтес сегодня ужасный день, комиссар, — заявил раздраженно судья. — Почему вы не отправите своих людей? Они заполонили весь дом!
— В доме не осталось ни одного полицейского, судья. — Фрутос обнажил зубы в некоем подобии улыбки, предназначавшейся судье, потом слегка наклонился и поцеловал дамам руку. — Ваш покорный слуга… Если что-нибудь понадобится, обязательно звоните.
— Спасибо, комиссар, — ответила та, что постарше.
— Кстати, — сказал Фрутос и снова взял меня за локоть. — Сеньор Карпинтеро был большим другом дона Луиса.
В комнате воцарилась напряженная тишина. Я поклонился дамам.
— Для Луиса Роблеса я был Тони Романо. Мы дружили лет двадцать назад. Вместе служили в армии.
Я почувствовал скорее, чем увидел, как еле заметно дрогнули губы молодой женщины. Может быть, это мне только показалось, но ее рука сильнее сжала спинку кресла.
— Итак, сеньоры… — прохрипел судья.
Фрутос снова поклонился, и мы удалились.
Две служанки в одинаковых платьях молча подметали холл.
Дойдя до лестницы, ведущей в сад, Фрутос резко остановился.
— Ну как? — спросил он меня.
— Не темни, Фрутос. Ты ведь зачем-то вызвал меня. Давай выкладывай.
— Не темнить, говоришь? Не люблю твоей манеры разговаривать. Я тебе уже, кажется, говорил.
— Да, говорил. Давай покончим с этим делом. Время обедать.
Я спустился по лестнице в пустынный сад и направился к калитке, возле которой стояла служебная машина Фрутоса. Он догнал меня и взял под руку. Мы остановились.
— Тебя не удивляет поведение жены и тещи человека, несколько часов назад пустившего себе пулю в лоб? А? Тебе это кажется нормальным?
Фрутос был не дурак. Он курил самокрутки из дешевого табака, мылся раз в месяц и не знал, что такое зубная щетка. Но дураком он не был.
