Он помедлил, но все же присоединился к Шахразаде.
Серебряный полумесяц висел высоко в небе, отражаясь в воде.
– Отсюда не видно апельсиновых деревьев, но мне нравится, что сюда доносится запах их цветков… как знак чего-то прекрасного и живого, – прервала она молчание.
Халиф отозвался не сразу.
– Тебе нравятся цветы апельсинового дерева?
– Да, но больше всего я люблю розы. У отца был великолепный розарий.
– Мне кажется, что отец, ухаживающий за цветами, стал бы возражать против подобной участи для дочери, – произнес халиф, поворачиваясь и изучая профиль собеседницы в лунном свете.
– А мне кажется, что правитель, рассчитывающий завоевать верность подданных, – заявила Шахразада, продолжая смотреть вперед, – не должен казнить на рассвете их дочерей.
– Кто сказал, что я рассчитываю завоевать верность подданных? – без всякого выражения отозвался халиф.
– А я-то все это время считала вас умным человеком, – подражая тону собеседника произнесла Шахразада и повернулась, чтобы посмотреть ему в глаза.
Явно заметив тонкую издевку, халиф слегка улыбнулся и ответил тем же:
– А я-то все это время считал, что ты не желаешь смерти.
Шахразада недоуменно заморгала и решила рассмеяться.
Звук ее голоса, мелодичный, как звон колокольчиков, разнесся по балкону, переливаясь через перила в темноту ночи и паря в воздухе.
Халиф посмотрел на девушку с искрой удивления, которую тут же спрятал за маской хмурой отстраненности.
– Вы очень странный, – прокомментировала Шахразада, перестав смеяться.
– Так же, как и ты, Шахразада аль-Хайзуран.
– По крайней мере, мне это известно.
– Как и мне.
– Но я не наказываю людей за свою странность.
– Завидую людям, которые воспринимают мир подобным образом, – вздохнул халиф.
– Вы намекаете, что я недалекая? – слова Шахразады источали раздражение.
– Нет. Просто смотришь на мир так же, как живешь – без страха.
– Это неправда. Меня пугает очень многое.
– И что же? – спросил он, испытующе глядя на девушку.
Как раз в этот момент, словно ночь ждала этих слов, порыв ветра пронесся по балкону и взметнул длинные черные волосы Шахразады. Густые пряди, точно живые, полетели ей в лицо, скрывая тонкие черты.
– Я боюсь смерти, – сказала она, перекрикивая ветер.
«И боюсь проиграть тебе», – добавила она про себя.
Халиф, не отрывал взгляда от Шахразады, пока вихрь не утих, перестав играть с ее локонами, которые развевались вокруг лица.
Когда последнее дуновение ветерка исчезло, на глаза ей упала все та же непослушная прядь, что и днем. Девушка уже потянулась к ней…
