была расшита золотыми и серебряными нитями. Затейливый узор переливался и переплетался на ткани, ниспадавшей до пола.
«Выгляжу как разряженный павлин», – подумала Шахразада, вслух же произнесла:
– Все невесты выглядели так же нелепо?
Обе служанки снова отвели глаза, явно испытывая неловкость.
Наверняка Шива казалась не помпезной, а красивой. Красивой и сильной.
При этой мысли Шахразада вонзила ногти в ладони, оставляя на коже полумесяцы железной решимости. Лицо превратилось в бесстрастную маску.
Раздался тихий стук в дверь. Все три головы повернулись в унисон, прозвучал дружный выдох.
Несмотря на новообретенное мужество, сердце Шахразады затрепыхалось в груди.
– Можно войти? – нарушил тишину мягкий голос, в котором слышались просительные и извиняющиеся нотки.
– Баба[3], что ты здесь делаешь? – медленно, осторожно выдохнула Шахразада, стараясь замаскировать настороженность терпеливым выражением лица.
Джахандар Аль-Хайзуран медленно вошел в покои. В его бороде и на висках серебрилась седина. В карих глазах перетекали, переливались мириады оттенков, словно морские волны во время шторма. В руках отец держал единственный бутон розы с почти бесцветными лепестками, лишь по краям окрашенными в светло-лиловый.
– Где Ирса? – спросила Шахразада, уже не скрывая тревоги.
– Дома, – грустно улыбнулся дочери Джахандар. – Я запретил идти со мной, хотя она до последнего настаивала и ярилась.
Шахразада про себя порадовалась, что отец хотя бы в этом последовал ее желаниям, и мягко упрекнула:
– Тебе следовало остаться с сестрой. Она нуждается в тебе. Обещай, что не покинешь ее сегодня вечером. Сделай это ради меня, баба. Как мы обсуждали. – Она протянула руку, взяла свободную ладонь Джахандара и сжала ее, пытаясь этим жестом передать свою просьбу следовать ранее оговоренному плану.
– Я… Я не в состоянии дать подобное обещание, дитя, – прошептал отец, опустив голову. Узкие плечи вздрагивали от едва сдерживаемых рыданий. – Шахразада…
– Будь сильным. Ради Ирсы. Не волнуйся, все будет хорошо, – произнесла девушка, стирая слезы с увядшего лица Джахандара.
– Прости мою слабость. Одна мысль, что сегодняшний вечер может быть последним в твоей жизни…
– Это не так. Я обязательно увижу завтрашний рассвет. Клянусь.
Джахандар кивнул, хотя несчастное выражение его лица ничуть не изменилось, и протянул дочери не до конца распустившийся бутон розы.
– Это последний цветок из моего сада. Пусть напоминает тебе о доме.
