Начальник охраны сразу догадался, что это был ваш человек, из ордена, — слышалось из комнаты.
Эдуардыч что-то спросил. Лев не расслышал что, но догадался, угадал его слова: — «Неужели везде знают про наш орден?»
— А вот он сам, — добавил Эдуардыч, когда дверь открылась, и появился Лев.
— Ну да, — сказала Мирабела Ким, — кругом все про ваш орден знают. Только я не думала, что вы в этой левой музыкальной школе сидите. Считала, что у вас замок, пусть и небольшой.
— А мы все в железных нарядах гуляем, с перьями на головах, — пробормотал Лев.
Сейчас Ким выглядела попроще, чем на фотографии; и без грима — более восточной. И сразу бросилось в глаза — с белой марлевой повязкой на голове. Она сидела в короткой, будто пояс, юбке, вытянув вперед сильные голые ноги. Сейчас в маленьких кожаных сапожках на высоченных каблуках. Что-то изменилось в небольшой сторожке. Потом Лев понял — атмосфера. В буквальном смысле — сторожка заполнилась запахом ее духов.
— Вот пришла. Начохраны говорит, сходи, приглашают. Может, помогут и тебе, и всем девчонкам. Избавят от Танцора, достаточно ему маньячить! Не в милицию же идти…
Эдуардыч ничего не сказал. Расковыряв сигарету, набивал трубку. Как будто бы не слушая Мирабелу, тихонько напевал из «Сильвы». Сейчас он постоянно это напевал:
«Изящны, беспечны, красотки кабаре. Для вас непонятны любви мученья…»
— Какие еще мученья? — недовольно спросила Ким. Наверное, она никогда не слышала «Сильву», хоть и выступала в варьете. — Все девки в нашем варьете сейчас перепуганы. Сидят, как мыши под веником, и трясутся. И кстати, другие танцовщицы в других местах тоже. Я многих из них знаю. Танцор ведь на нас, танцовщицах, специализируется.
— Почему Танцор? — спросил Эдуардыч.
— А у него на футболке так было написано. «Dancer», когда он на меня в первый раз напал. Мы в варьете так его и прозвали, распространилась кличка. А я еще до нападения этого Танцора заметила. Смотрю, ходит и ходит за мной, подумала, кто-то в варьете насмотрелся и, типа, бесплатно познакомиться захотел. Особо внимания на него не обращала, хоть тот и долго следил, и у подъезда стоял, и у дверей варьете. Наверное, выбирал удобный случай. Ни на какого маньяка не похожий, обычный. Только не всем повезло, вроде меня. Я живая, хоть в синяках и с повязкой, а вот Морка Золотарева мертвая. Даже не верится, странно такое про нее говорить…
— Ты давай про этого Танцора и как можно подробнее, со всеми деталями, — остановил ее Эдуардыч. — Продолжай!
