— Ну же! Кушай!
Картофелина упала под ноги. Серые крошки остались на бороде и усах.
— Тогда, может быть, ты хочешь этого? — промурлыкала Маслина и скинула с себя халат.
— Браво! — крикнул Бор.
Маслина обняла привязанного к стене человека, провела руками по его худощавому телу.
— Ну, так что лучше? Быть распятым или любить? Молчишь? Молчи, молчи, несчастный… Бор, развяжи его, это безнадежный экземпляр.
Ласковый подал ей халат. Маслина вернулась на свое место, но есть не стала и отодвинула от себя тарелку.
— Прошу каждого самому помыть свои ложки! — сказала Галька.
— Как Гальке идти за водой, так ложки мыть самостоятельно, — проворчал Ласковый.
— Обреченный, — позвала Маслина. — Свои вещи ты можешь спрятать у меня в палатке.
— Там же и заночевать, — добавил Бор.
Маслина усмехнулась:
— Ты волен спать с кем хочешь.
Они шли по тропинке среди камней-сфинксов, запыленных сосен и кипарисов. Шелестов ударял канистры друг о друга. Получался звук, похожий на бой барабана: бум-бум-бум!
— А ну-ка, выше ножку! Тверже шаг! Слушать барабан!
Галька пылила по тропинке строевым шагом. Ее худенькие ножки в растоптанных серых кроссовках шлепали по гравию. Она изображала солдата. Парад принимали камни. Бум-бум, ать-два, бум-бум!..
— А далеко вода?
— В поселке!
— А если бегом?
— Нет, я плохо бегаю. — Галька остановилась, чтобы отдышаться. — Я уже три раза в больнице лежала. У меня сердце хреновое. Ну и хорошо! Зато умру молодой и красивой!
— А у меня травмированы мозги, из-за этого память девичья. Я тоже, наверное, долго не протяну. Или с ума сойду. Не знаю даже, что лучше.
— Лучше умереть! — крикнула она и побежала. — Умереть, сойдя с ума от любви!
Она остановилась, вытерла майкой пот со лба.
— А где тебя травмировали?.. На Войне? Бедненький, за что тебя? Но почему тебя, такого красивого и доброго? Почему злых не травмировало?
— И злых тоже, Галька. Всех без разбору.
— Давай не будем больше бегать, ладно? У меня в груди ёжики ламбаду танцуют.
Стемнело. Они сошли с горы и побрели по пустынному пляжу мимо ржавых грибков, прогнивших топчанов, облупленных и скособоченных раздевалок. Потом они вышли на асфальт. Цикады вразнобой тренькали, плавно входили в ритм и пели несколько секунд в унисон, и тогда казалось, что начинает качаться темный можжевеловый лес, и дорога, и гора, и море, вверх-вниз, трру-трры, вверх-вниз, тррым-тррум, дррынь-дррунь…
Галька остановилась, посмотрела вверх.
— Знаешь, что это за звездочка? — и ткнула в черноту пальцем.
