— Надеюсь, он не позабыл о том, что условился с тобой?
— Позабыл? Ну, нет. В этом на него можно положиться. Он никогда ничего не забывает. Я видел его нынче вечером, часов в восемь,— помогал ему лавку запирать,— и тогда письма лежали в его лохматой шапке. Он ее снял и показал их мне. Когда лавку заперли, он вынул их из шапки, повесил ее на спинку кресла и принялся перебирать письма при свете огня. Немного погодя я услышал отсюда, как он поет внизу — лучше сказать, воет, как ветер,— одну песню,— только ее он и знает… что-то насчет Бибо и старика Харона [7], и как этот Бибо умер в пьяном виде или что-то в этом роде. Но с тех пор его не слышно — притих, как старая крыса, что заснула в норе.
— Значит, ты должен спуститься к нему в двенадцать часов?
— Да, в двенадцать, но, как я уже говорил, когда ты, наконец, явился, мне показалось, будто прошло сто часов.
— Тони,— начинает мистер Гаппи, скрестив ноги и немного подумав,— ведь он еще не умеет читать, правда?
— Куда там! Читать он никогда не научится. Он может писать все буквы одну за другой и многие узнает — каждую в отдельности,— настолько-то он выучился под моим руководством, но складывать их не может. Одряхлел, смекалки не хватает… да к тому же горький пьяница.
— Тони,— говорит мистер Гаппи, положив ногу на ногу,— каким образом он сумел разобрать в этих письмах фамилию Хоудона, как ты думаешь?
— Ничего он разобрать не может. Но ты же знаешь, у него необыкновенно острые глаза, и он постоянно срисовывает всякие надписи и тому подобное, ничего не понимая в них, только на глаз. Ну, он и срисовал эту фамилию,— очевидно с адреса на письме,— а потом спросил у меня, что это означает.
— Тони,— говорит мистер Гаппи, перекладывая правую ногу на левую, потом левую на правую,— как ты считаешь, оригинал был написан женским почерком или мужским?
— Женским. Держу пари на пятьдесят против одного, что писала дама… косой почерк и хвостик у буквы «н» длинный, нацарапан как попало.
Во время этого разговора мистер Гаппи кусал себе ноготь большого пальца то на правой, то на левой руке и одновременно перекладывал ноги — то правую на левую, то наоборот. Собираясь сделать это снова, он случайно бросает взгляд на свой рукав. Рукав привлекает его внимание. Мистер Гаппи в замешательстве смотрит на него, выпучив глаза.
— Слушай, Тони, что творится в этом доме нынче ночью? Или это сажа в трубе загорелась?
— Сажа загорелась?
— Ну да! — отвечает мистер Гаппи.— Смотри, сколько набралось копоти. Гляди, вот она у меня на рукаве! И на столе тоже! Черт ее возьми, эту гадость,— смахнуть невозможно… мажется, как черный жир какой-то!
