Он задремал, но дремота его не была спокойной, приносящей отраду и отдых.
Медленно прополз длинный и жаркий летний день. Не сомкнув глаз, Черномордый лежал, собравшись в комок, и все тяжелее и тяжелее давили его непонятные ощущения боязни, неуверенности, тоски.
Под вечер мучительные приступы рвоты вдруг сжали и потрясли все его тело, и вслед за этим он почувствовал сильный голод.
Волк вылез из своего тайника; но вместо того, чтобы пуститься на поиски за добычей, он стал жадно пожирать сухие опавшие листья; разгрыз и проглотил сухую ветку.
Болезнь быстрыми шагами шла вперед, и извращение вкуса заставляло его думать, что он грызет и ест что-то, такое же вкусное, как мясо и кости. И с дикой жадностью, дивясь обилию пищи, он торопился наполнить желудок мхом и листьями; прошли мучительные спазмы желудка.
И снова всю ночь без цели, куда глаза глядят, бежал больной волк; болота, перелески, ручьи пересекал он и шел все дальше и дальше. И страх все сильнее рос в нем. Под утро уже не хватило сил, и Черномордый лег между узловатыми корнями старой сосны.
И тут новой тяжелой волной страх захлестнул его. Черномордый сжался в комок, забился в угол и завыл. Но голос его прервался, он испугался собственного воя и замолчал.
Черномордый лежал, глаза его с широко открытыми зрачками неподвижно и пристально вглядывались в лесную чащу. Он думал о врагах, и ему казалось, что они окружают его, близятся и близятся… Как он не заметил этого?!. Вот, вот он!.. Огромный серый волк, больше его самого, сидит среди папоротника и смотрит на него. Его глаза горят голодной жаждой крови, он хочет убить Черномордого. Черномордый бросается вперед, его лапы должны удариться о тело врага, но вместо этого он падает на прогалину, осматривается… волк исчез.
Вот еще какие-то смутные серые силуэты, один, два, три, четыре… еще и еще… Волки, целая стая волков! Все против одного. С ними не справиться… Черномордый бросается бежать. И серые тени бесшумно скользят за ним…
В ужасе с быстротой ветра летит он по пустому и молчаливому лесу, и никто не преследует его: лишь заяц, вспугнутый им, во весь опор мчится в сторону.
Все эти страшные озлобленные серые враги, бегущие за ним, бегущие бесшумно, не колебля листьев заросли папоротника, появляющиеся то тут, то там, впереди, с боков, — это только видения волка, рождающиеся в больном мозгу его. И их делается все больше и больше.
Ужас растет. Куда деться? Как спастись? Начинает жарко гореть, и болеть та губа, в которую укусила его рыжая собачонка.
