Орган издает необычные для слуха звуки, удачно имитирует игру на скрипке, виолончели, контрабасе, флейте, подражает пению птиц, играет, как фортепиано. Мелодии, многократно усиленные, передаются сотнями скрытых репродукторов. Звуки льются в зал с потолка, справа, слева — отовсюду.
Потолок театра последовательно алеет, становится зеленым, синим, фиолетовым или желтым. Эти световые эффекты призваны создавать настроение, углублять впечатление, производимое музыкой.
Симфонический оркестр Радио-Сити, сопровождающий выступления артистов на сцене, состоит из более чем ста музыкантов. Он аккомпанирует большому хору, танцорам и балеринам. Всякий раз, когда оркестр исполняет какую-нибудь симфонию, его выступление перед зрителями обставляется особыми «чудесами» техники.
Вот в зале гаснет свет, и из темноты, как по мановению волшебной палочки, появляется оркестр. Впереди у самой сцены невысокий барьер, ограждающий глубокий и широкий колодец. Из колодца, освещаемый ярким лучом желтоватого света, медленно поднимается кверху большая площадка с оркестрантами. Поравнявшись с рампой сцены, площадка меняет направление и начинает плавно перемещаться по горизонтали, удаляясь от публики. Дойдя до самых задних декораций сцены, площадка скова поднимается вверх. Достигнув приблизительно высоты трех метров над сценой, она останавливается; на всем пути следования оркестр не прерывает игры, словно не замечая своего перемещения.
Высокий и тощий дирижер, с взлохмаченной шевелюрой, неистово размахивает палочкой, помогая себе плечами, всем телом, даже головой. Но, увы, многозвучный ансамбль инструментов создает подлинную какофонию абстрактной музыки. Барабаны, цимбалы и медные тарелки состязаются с саксофонами, флейтами и скрипками в силе звуков. Шесть контрабасов рыкают, как львы, духовые инструменты играют только форте. Но дирижер, автор симфонии, не удовлетворен и этим, он требует от музыкантов еще больших усилий. Длинные пряди волос маэстро мечутся по лицу, закрывая глаза.
Неожиданно в этот хаос звуков начинают робко проникать отдаленные звуки удивительно знакомой мелодии. Возникая все чаще и чаще, она застилает, наконец, все остальное, и вдруг мы узнаем в ней старинные русские «Очи черные». Все в порядке, маэстро торжествует. Зал содрогается от аплодисментов, слышатся возгласы «браво» и свист. Это значит, что симфония одобрена публикой.
Уходя из зала, мы задавали себе вопрос: способствуют ли эти технические трюки глубокому восприятию музыки?
