истории и сформировавшегося образа правления, бытовых привычек, недавно начавшей развиваться каменной и городской цивилизации, появления университетов, развития книгопечатания, других видов искусства помимо литературы — живописи, театра, скульптуры, архитектуры и т. д. — очевидно. Постоянное обращение русского культурного сознания, да и не только, если вспомнить политическую и философскую мысль, ежедневную практику жизни — к образцам других народов и государств, совершенно оправдано, как это оправдано для всякой молодой, развивающейся нации.
Пушкин делал это постоянно, сравнивая «отроческую», активно растущую русскую словесность с другими европейскими литературами. Это сравнение имело у него достаточно объективный характер, и он точно отмечал близость или разницу в литературных моделях французской, немецкой или английской литератур по сравнению с русской.
Здесь необходимо повторить, что такое сравнение с подчеркиванием преимуществ русской жизни еще совсем недавно, во времена Ломоносова и Сумарокова, было бы или неоправданной риторикой, больше похожей на хвастовство, или ложным суждением, не опирающимся на реальность. Но при Пушкине, с Пушкиным русская культура незаметным образом, вместе с государством, созрела до возможности и необходимости своего р а в н о п р а в н о г о положения с другими культурами и государствами. На это влияла в первую очередь не забытая пока победа в войне 1812 года и Венский конгресс в 1815 году, а также положение России как ведущей и самой мощной державы Европы наряду с Англией. Не случайно де-Кюстин замечал в своей книге, которая так не понравилась в николаевской России и также не нравилась в России советской, что несколько удивительно, так как формально она обличала царское самодержавие: «Когда размышляешь о дипломатических и других победах этой державы еще недавно игравшей такую незаметную роль в судьбах цивилизованного мира невольно спрашиваешь себя, не сон ли все это» [8, 77].
Это ему, кстати, принадлежит одно из самых широко известных высказываний о России, как о «колоссе на глиняных ногах» (хотя эти слова приписываются и Наполеону). Хотя точнее говоря, он так высказывался в первую очередь о Петербурге. Однако прочитаем всю характеристику: «…Сердце (колосса — Е. К.) которого сделано из гранита и металла, тело из гипса и цемента, а конечности из раскрашенного дерева и гнилых досок. Эти доски стоят здесь, как стены вокруг пустынного болота. Колосс на глиняных ногах, этот город сказочной роскоши, не похож ни на одну из столиц цивилизованной Европы, хотя при его основании их всех копировали» [8, 92].
