Мы говорим сейчас о метафоре не просто как об инструменте описания и «украшения» описываемой действительности, хотя в ряде случае именно в такой своей функции она и выступает, — нас интересует совершенно иной пример организации и порождения метафор, какой мы обнаруживаем у Пушкина. Это метафоры как бы расширительного свойства, которые могут и не присутствовать в каждом тексте, но сами по себе, качеством своей структуры они организуют все пространство создаваемого художником мира. И именно что не только в художественном отношении. Эта метафора выступает как эпистемологическая модель воспроизведения действительности, ложащаяся в основание всех построений гения — его художественных текстов, исторических взглядов, собственно философии. Но художественная природа метафоры как некой изначальной модели пронизывает все иные его дискурсы.
Сошлемся на суждения известного американского философа Ричарда Рорти, который писал: «Именно образы, а не суждения, именно метафоры, а не утверждения определяют большую часть наших философских убеждений. Образ, пленником которого является традиционная философия, представляет ум в виде огромного зеркала, содержащего различные репрезентации, одни из которых точны, другие — нет. Эти репрезентации могут исследоваться чистыми неэмпирическими методами. Без представления об уме как огромном зеркале понятие точной репрезентации не появилось бы. Без этого представления картезианско-кантовская стратегия философского исследования — стратегия, направленная на получение все более точных репрезентаций посредством, так сказать, осмотра, починки и полировки зеркала, — не имела бы смысла» [Цит. по: 5, 259].
У Пушкина есть отрывок, не вошедший в окончательный текст поэмы «Граф Нулин», где он пишет как раз о сравнении. Прочтем это место:
«Вертится Нулин — грешный жар
Его сильней, сильней объемлет,
Он весь кипит как самовар,
Пока не отвернула крана
Хозяйка нежною рукой,
Иль как отверстие волкана,
Или как море под грозой,
Или… сравнений под рукой
У нас довольно, — но сравнений
Боится мой смиренный гений:
Живей без них рассказ простой».
Пушкин представляет читателю сразу несколько вариантов метафор для изображения достаточно рискованного предмета сравнения… Легкость и игривость самого объекта описания дают возможность поэту далеко распространить свою фантазию, которая не уводит нас от сути сравнения, но делает смысл сравнения все более расширительным по перебору вариантов сопоставления и продолжает уточнять ответ на главный вопрос — каков тот предмет, вокруг которого и вырастают все эти сравнения.
